Президент Каменного острова, Козлов Вильям Федорович

Президент Каменного острова

на обложку

Козлов Вильям Федорович

Шрифт:

Когда Аленка вышла на крыльцо, Сорока отдал ей часы. Она взяла и удивленно посмотрела на Гарика. Аленка ничего не понимала. Признаться, я тоже. Разве не все равно, кто отдаст ей часы? Мудрят ребята...

– Они идут, - сказал Сорока.

Аленка поднесла часы к уху, улыбнулась:

– Тикают, - сказала она.

Вернешься в Ленинград - отдай в мастерскую, - посоветовал Гарик.
– Как следует смазать нужно.

– Отдам, - пообещала Аленка.

Мы помолчали. Глядя на остров, Сорока сказал:

– Рыжий Леха знатную уху сварганил...

Хотите?

Глава тридцать пятая

Наконец-то мы приглашены на остров. Высокий камыш наглухо закрывал вход. Пропустив нас, он снова выпрямлялся. Направляя лодку к пещере, Сорока старался не поломать камыш. Иначе легко было бы узнать, где вход.

У колодца нас встретил Коля Гаврилов и еще двое мальчишек. Я ух узнал - они участвовали в "морском бою". Один из них сшиб Гарика с лодки. Но Гарик не узнал его. Или сделал вид, что не узнал. Коля подмигнул и, показав большой палец, сказал:

– Во-о уха!

Мальчишек звали: одного Сашка, второго Миша. Они вместе с нами отправились в глубь острова.

– А где Сережа?
– спросила Аленка.

– Я тут, - ответил я.

– Я про лося, - сказала Аленка. Вместо лося Сережи нас встретил на тропинке медвежонок Кеша. Он заметно вырос. Лапа у него зажила. Кеша поковылял за нами, но потом отстал.

Мы шли по знакомой тропинке. Сегодня кроликов не видно. Попросить у Сороки парочку маленьких крольчат? Нашим веселее будет. Каждый день мы рвали на лужайке молочай и клали у норы. Кролики высовывали из-под земли носы и, учуяв еду, тащили ее в нору. Они привыкли к новому месту и далеко от дома не убегали. Деда совсем не боялись. Прыгали у самых ног. Дед только носом поводил и хвостом махал. Ему кролики тоже нравились.

Напротив знакомого дома дымился костер. Котел с ухой был снят с рогулек и дожидался нас. На газете - нарезанный хлеб, зеленый лук, соль. Ребята лежали и сидели на лужайке. Увидев нас, они замолчали.

Аленка и Коля толковали про лосей. Гарик исподлобья смотрел на мальчишек: узнавал участников драки. В окно высунулась черная голова с наушниками. Я узнал Темного.

– Вызывает "Гроза", - сказал он. Сорока тотчас скрылся в доме.

Вернувшись, Сорока пригласил нас к котлу. Наверное, "Гроза" сообщила ему приятные вести, потому что он улыбался. Аленка первая взяла ложку и сунула в котел. Она долго дула на прозрачный бульон и наконец торжественно поднесла ложку ко рту. На нее никто не смотрел, но чувствовалось, ребята ждут, что она скажет. Леха Рыжий тоже ждал. Он здесь главный повар. По носу видно. На носу сажа и на щеке.

Аленка ничего не сказала, она снова засунула ложку в котел. И тогда вслед за ней потянулись к ухе и мы с Гариком, а за нами - остальные.

Уха была вкусная. Такой мы еще дома ни разу не ели. Потом Коля Гаврилов объяснил мне, что это настоящая рыбацкая уха. Тройная. Все ели молча. Иногда кто-либо из ребят сворачивал лук в комок и макал в соль. Я тоже попробовал. И уха с зеленым луком показалась мне еще вкуснее.

– Это вещь...
– пробормотал Гарик,

облизывая ложку.

– Кто варил?
– спросила Аленка.

– Уху не варят, а заваривают, - ответил толстоносый Леха. Лицо у него стало довольным. Он понял, что уха понравилась.

– Я никогда такой вкусной ухи не ела, - сказала Аленка.

– И я, - сказал я.

– Научите такую варить?

– Заваривать, - поправил Леха.
– Секретов тут нет - была бы рыба.

– Научишь?

– Можно, - ответил Леха, расцветая от гордости.

– Тащи молоко, - приказал Сорока.

Леха поднялся и принес из дома пузатый кувшин с молоком. За вторым он отправил Колю. Молоко пили из эмалированных кружек с разными рисунками. На моей кружке нарисованы два медведя. Один похож на Кешу. Молоко была холодное.

– Можно подумать, что у вас холодильник, - сказала Аленка.

– А как же...
– ответил Коля и опрокинул кувшин. К нашему великому изумлению, из кувшина вывалилась...

– Змея!
– воскликнула Аленка.

Коля поднял "змею", стряхнул с нее прилипшие иголки, сучки и снова засунул в кувшин.

– Уж, - сказал он.
– Мы их в молоко кладем, чтобы холодное было. А еще лягушек можно.

– Артисты, - сказал Гарик.

– Это не мы придумали, - ответил Сорока.
– Наши прадеды.

– И ужи там все время сидят?
– спросила Аленка.

– В жару только...
– ответили ей.

– И не убегают.

– Им нравится в кувшине.

– Чудеса, - сказала Аленка.

После обеда нас пригласили в дом. Там была всего одна большая комната. Очень светлая. В одном углу новенький телевизор "Волна", в другом - большой квадратный стол. На столе портативная радиостанция, наушники, журнал, микрофон. Сорока подошел к радиостанции, включил. Послышался треск, музыка, разговор.

– Летчики переговариваются, - сказал Сорока. Он дунул в микрофон и сказал:

– Я Сорока. Вернулся Павел Михайлович? Прием.

В наушниках что-то захрипело. Сорока нахмурился и сказал:

– Вернется - сразу сообщи, слышишь? И будь все время на месте... Я проверю.

Снова в наушниках захрипело. Сорока снял их и, немного подождав, сказал:

– Будешь спорить - сменю! И больше не подпущу к микрофону. А с "Грозой" я без тебя договорюсь.

Он выключил рацию. Но не успели мы выйти из комнаты, как Темный (он дежурил у рации и даже не ел с нами уху) окликнул Сороку:

– Опять "Гроза".

Сорока взглянул на нас: очевидно, ему не хотелось при нас разговаривать, но ничего не сказал.

– Я Сорока.

Шорох в наушниках.

– Я разговаривал с аэродромом...