Презумпция лжи
Шрифт:
И только в Германии и на Руси, а затем в России этот вроде бы простой и естественный процесс развития национального самосознания пошёл иначе. В Германии готский корень родственных народов стал идеологическом ядром для объединения Рейха и потому превратился в мощнейшее пропагандистское средство. А в России он как на самом раннем этапе волею ромейских церковных чиновников не заладился, так потом уже и не наладился никогда.
Одним из самых первых «современных» – то есть уже хорошо нам известных – проявлений этого спора между «норманистами» и «антинорманистами» стала упомянутая выше стычка в Академии наук между Ломоносовым и «немцем» Герхардом (после принятия российского подданства Фёдором) Миллером по поводу приготовленного Миллером доклада «Происхождение народа и имени российского». [28]
28
За
Опять же, перипетии их столкновения лбами (очень серьёзного и для обоих опасного: проигравший мог в буквальном смысле слова голову потерять) сейчас для рассказа не важны. Важно то, что и у Миллера, и у Татищева в их личных библиотеках имелись копии, снятые с ещё не издававшейся книги Андрея Лызлова, причём с их многочисленными пометами и ремарками, судя по которым этот труд передавали для чтения первым лицам государства. У Миллера есть даже целые отрывки из текста Лызлова, переведенные на латинский и немецкий языки. А про копию Татищева в Археографической справке в издании «Скифской истории» 1990 г. и вовсе сказано следующее:
Это один из старших списков; он датируется 90-ми гг. XVII в. Текст трех частей татищевского списка (с л. 8 до л. 114) сильно правлен красными чернилами. Создается впечатление, что рукопись готовили к изданию или переписке… На пустом листе 4 есть надпись разными чернилами и почерками: «Велико има… (неразборчиво). Сия книга, государю моему, то есть великому государю царю и великому князю Петру Алексеевичу». Эта надпись заставляет сделать предположение о том, что экземпляр предназначался для преподнесения царю.
И Миллер, и Татищев выполняли работу, которую первым задумал ещё отец Петра – царь Алексей Михайлович Тишайший: собрать со всей Руси книги и рукописи об истории и написать, исходя из них, единый, как мы бы сегодня сказали, фундаментальный академический труд. То есть написать уже не летопись, хотя бы и патриаршую, а именно современного типа историю Российского государства. Царь Алексей даже назначил специального дьяка (по нынешним меркам – министра) и издал указ, повелевавший всем слать этому дьяку книги и рукописные тетради и свитки. Обращался он, конечно же, в основном к церковному руководству и к настоятелям монастырей, поскольку в ту эпоху весь основной накопленный в России массив письменных материалов хранился именно у них. Закончилась эта первая инициатива ничем: дьяк, вроде бы, сидел-сидел в присутствии, но всё зря, так и не дождался ни единого почтового поступления, и стол его потому был упразднён.
А затем была снова та же инициатива, но уже с участием новенькой с иголочки Академии Наук, которая в 1734 г. задумала издать хронограф. И вот эту-то работу и выполняли «немцы» во главе с Герхардом Миллером и «примкнувший к ним» Василий Татищев. Когда же они были уже на финишной прямой и готовились торжественно отчитаться о проделанной работе, то и возник «норманнский» спор. Официальным (дошедшим до нас) поводом для критики со стороны Ломоносова послужило то, что, якобы, авторы чрезмерно восславили «скандинавов», которые в их версии, по мнению оппонентов, единолично чуть не всю Русь завоевали, покорили и построили.
Возможно, действительно, только из-за этого и рядились, и, возможно, возник сей спор именно по ознакомлении Ломоносова и остальных его сторонников с готовым окончательным текстом.
Но есть не менее веское основание думать иначе. Потому что ведь был отзыв Св. Синода даже не на готовый текст, а ещё только на инициативу Академии. Отзыв вот такой (его цитирует А.В. Карташев в своей «Истории Русской Церкви»; курсив мой):
…рассуждаемо было,
Далее в отзыве следует забавный отвлекающий внимание от главного манёвр, очень напоминающий неуклюжие отговорки современных российских историков насчёт «русских букв» во времена святых Кирилла и Мефодия:
Из приложенного для аппробации видится, что томов тех историй будет много, и если напечатаны будут, чтоб многие были к покупке охотники, безнадёжно, понеже и стиль един воспящать будет. Хотя бы некоторые к покупке охоту возъимели, то, первому тому покупку учиня, до последующих весьма не приступят. Того ради небезопасно, дабы не принеслось казённому капиталу какова убытка.
К этому остаётся только добавить, что, согласно Археографической справке к изданию 1990 г. «Скифской истории» Андрея Лызлова (автор Е.В. Чистякова):
В настоящее время известно 32 списка «Скифской истории». … Из просмотренных нами списков старшими следует считать три экземпляра… Наиболее ранним и четко написанным списком полной редакции является список Синодального собрания ГИМа…
Ссылок на труд Лызлова, и тем более на его указания про готские корни и языковое смешение и родство печенегов, половцев, славян и русских в отредактированной Миллером Татищевской «Истории» нет.
Из чего следует, что Св. Синод своего добился. [29]
И вот в этих глухих, невнятных отголосках упорного и эффективного, век за веком сопротивления со стороны властной и влиятельной части российского истеблишмента [30] любой попытке возрождения правды о готах, об их вере, культуре и традициях и об их месте и роли в российской истории я и усматриваю вторую сторону первопричины, выпускающей меня из конспирологического тупика на свободу.
29
Моё поколение, например, выросло, зная, что половцы и особенно печенеги – это дикие степные кочевники, и мы не то что не знали ответа, а даже никогда не задавались вопросом: На каком языке русские так свободно общались – например, на реке Калке – с половцами?
30
Не менее категорический и властный запрет на любое упоминание о готах и Черняховской культуре был наложен уже в советские времена, поскольку перед войной немецкие идеологи и пропагандисты стали активно заявлять свои претензии на эти территории в силу, якобы, исторического права, как наследники готов.
Таковых историй печатать не д'oлжно
Светлой памяти славного человека Земли Русской Мелхиседека Борщова посвящается
НАИБОЛЕЕ подробно и детально я увидел, как на практике работал этот механизм сопротивления, когда читал в «Истории» Татищева о том, как крестили Русь. И поскольку сам этот рассказ тоже уникален – он на удивление реалистичен и напрочь лишён пропагандистской «дымовой завесы», чем резко отличается от летописей – перескажу вкратце некоторые отрывки и из него тоже.
…пошёл Владимир на болгаров (булгаров) и, победив их, мир заключил и принял крещение сам и сыновья его, и всю землю Русскую крестил. Царь же болгарский Симеон прислал иереев учёных и книги в достаточном количестве. И послал Владимир во Цареград (Константинопль. – А.Б.) ко царю и патриарху просить митрополита. Они же весьма обрадовались и прислали митрополита Михаила, мужа весьма учёного и богобоязненного, который был болгарином, с ним 4 епископа и многих иереев, диаконов и демественников (певчих) из славян. Митрополит же, по совету Владимира, посадил епископов по городам: в Ростове, Новгороде, Владимире и Белгороде. Сии шедшие по земле с вельможи с войском Владимировым учили люд и крестили всюду сотнями и тысячами, сколько где удавалось, хотя люди неверные весьма о том скорбели и сожалели, но отказываться из-за воинов не смели…