Приходите за счастьем вчера
Шрифт:
– Спасибо, – Майклсон ей кивнул, наблюдая, как тонкий гаджет прокатывается к нему по глади стола. – Что-то ещё?
– Нет, не буду мешать вашему разговору. Просто хотела сказать, что надеюсь увидеть тебя сегодня у себя, Элайджа, – Кет бросила цепкий насмешливый взгляд сначала на прямо глядевшего на неё бывшего мужа, потом на Мирчева: – Вот так оно: рожать от мужчин родившихся с серебряной ложкой во рту, доктор.
И вышла за дверь.
– У Вас, кажется, проблемы, –
– Проблемы бывают только с дурочками, – медленно проговорил Майклсон. – Поверьте, моя бывшая супруга не такова.
И вновь погрузился в бумаги.
«Кто такая Ева? Почему она зарегистрирована как моя дочь? Почему её нужно везти в Англию?»
– Что это? – он повертел в руках листок.
– Мои вопросы, – ответила лежавшая среди подушек брюнетка. – Не уверена, что не смогу не наорать на тебя, а мне меньше всего требуется дополнительный стресс. Так что же?
– Катерина, всё сложно.
– Догадываюсь, что всё незаконно. Ты знаешь, что тебя твои арендодатели называют кровососом?
– И?
– Ты умеешь ценить деньги. Сложно – обычно значит, что нужно много денег.
– Много знаешь, плохо спишь, – резюмировал Элайджа. – Хорошо, это касается и тебя. Ева – это дублёр нашей дочери, на случай если бы она не выжила. Купленный Колом у её несовершеннолетней матери.
– Ты… – она сцепила застучавшие зубы и замолчала, подавляя вопль. – Ты всерьёз собирался отобрать у меня дочь?
– Нет. Поменять в крайнем случае. – Элайджа вздрогнул от ярости исказившей лицо Катерины, но самообладания не потерял, оставаясь подчёркнуто спокоен. – Тебя же не допускали к ней в течение двух недель.
– Выйди отсюда.
Не прикоснувшись к ней, он кивнул и вышел за дверь.
– Привет. – Стоявшая в дверях Елена улыбнулась. – Всё в порядке?
– Я… да, а что? – Кет показала глазами на стул.
– Просто Элайджа в коридоре обычно не рассиживается, – старшая близняшка вгляделась в лицо сестры – покрасневшие глаза, припухшие веки. – Ты плакала? Почему?
– Просто от усталости, гормоны бесятся, – легко отмахнулась Кетрин. – Кормящие частенько порёвывают. Так Элайджа ещё здесь?
– Да, а что у вас с ним?
– Я просила его зайти за списком вещей, побудь пока с малышкой, если что – сразу зови.
– Хорошо.
Когда она вернулась, старшая сестра стояла посреди комнаты со знакомым листом бумаги в руке.
– Кет, скажи, кто такая Ева? – Елена протянула записку, которую нашла на кровати. – Это ведь твой почерк.
– Мой.
– Давай мы сделаем вид, что ничего не было. По крайней мере я ничего не слышала, Элайджа.
–
– Мне больше ничего не остаётся. Только что упрятать тебя за решётку.
– Или отобрать ребёнка.
Она подняла на него глаза.
– Я не хочу ни того, ни другого. Только скажи – почему?
– Я не хотел, чтобы ты снова пережила смерть. В третий раз.
Кивнув, Кет закрыла глаза и прислонилась лбом к его плечу. Постояла, чувствуя поглаживание по спине.
– Меня ждёт Елена.
– Доброй ночи, кошечка.
– Тогда поцелуй меня. На удачу.
– Дай руку...
Но Катерина вдруг прищурилась, неожиданно сильно напомнив ему себя прежнюю до потери дочки, и притянула его голову к своей.
– Гормональный взрыв? – в первую очередь для себя самого неожиданно привычно усмехнулся Элайджа, когда поцелуй прекратился.
– А ты и вправду отвык от семейных нравов. – Она закусила губу. – Взрывы у нас помасштабнее. Небольшой всплеск.
– Рябь на озере...
И она ушла.
– Елена… – Кетрин посмотрела на сестру с неожиданной какой-то смертной усталостью. Даже в шёпоте слышалось это бессилие. – А давай представим, что ты никогда не видела этого листика? По крайней мере на ближайший год. Пожалуйста.
– Тебе этого так хочется?
– Да. Мне этого очень хочется, Елена.
– Тогда пусть так и будет.
Смятый листок полетел в урну.
– Держи.
Аккуратно передав мужчине крошечный конверт с ребёнком, Катерина тихо спросила:
– О чём ты думаешь, когда видишь её?
– Она очень маленькая. – Он помолчал. – И что это всё странно.
– Да. – Тишина в палате стояла мертвая, Кет поправила одеяльце. Наконец, она повторила, соглашаясь: – Это странно. Знаешь, говорят, женщина должна любить малыша, когда он растёт в ней, но я полюбила только увидев её, а так... – брюнетка замолчала, не договорив.
– Ревность – тёмная штука, Катерина.
Она вздрогнула, уставившись на Элайджу во все глаза.
– Да. – Сердце ёкнуло, и всё же спросила: – Ты тоже?
– Думал о том, что она заняла место Маргарит? – Он криво улыбнулся, увидев, что она напряглась. – Да, думал.
– Злился?
– Нет, но немного раздражало. Мозгами понимаешь – чем может быть виновата нерожденная малышка, а побороть в душе не можешь. Противно. Ещё от понимания того, что твой единственный ребёнок вызывает всё это, хотя должен любовь, ещё большая… – он сжал губы, пытаясь подобрать нужное слово, наконец, нашёл, едва не выплюнув: – Брезгливость.
– А когда это прошло? Когда она родилась?