Приходите за счастьем вчера
Шрифт:
Она дорожила тем покоем, который воцарился в доме, но неуместные слова Елены невольно растравляли рану и причиняли боль, напоминая о том, что было добровольно упущено, нет, упорно выкидываемым из собственных рук, в которые Элайджа вложил всё, что только мог.
– Кет… Я не это хотела сказать, – увидев, что по щеке обычно с трудом поддающейся эмоциям сестры течёт слеза, Елена испугалась. – Если ты так считаешь правильным, значит оно и есть. Ты же вправду знаешь лучше и своего мужа и себя. Пойдём, покажешь мне мою племянницу, она же выросла как, наверное!
– Очень выросла, – подтвердила Кет, быстро бумажной салфеткой смахивая каплю. Елена выбрала нужную тему –
Однако Элайджа ещё был на месте, потому что Златка проснулась и теперь пробовала на только-только зачесавшиеся десны пуговицу на манжете его сорочки. Но появление матери её взволновало, конечно же, больше, и пуговица была мгновенно позабыта.
– Рыжик наверняка хочет ко мне, – Кет опустилась на край кровати: – Ползи сюда?
Кивнув, мужчина поднялся, на минутку его взгляд скользнул по лицу приманивавшей с помощью игрушки дочь Кет, внимательно наблюдавшей за бывшим зятем Елене даже показалось, что она видит не слишком-то и затаённую гордость, но в следующее мгновение она сама невольно сжалась от откровенной и не оправданной брезгливости, с которой Элайджа посмотрел уже именно на неё, Елену.
– До вечера, Катерина.
Ничего не заметившая женщина обронила краткое «пока», и он вышел, оставив Елену в полнейшем недоумении. А после, уже вернувшись в дом Николауса и Керолайн, где остановилась и раздумывая перед сном, она обрадовалась: Елена ничего толком не поняла из намёков Кетрин о причинах, побудивших Элайджу настоять на контракте, но самое главное она восприняла эмоцией. Согласно неким ему одному ведомым критериям старший Майклсон считал Кет куда более заслуживающей уважения, чем её, Елену, даже превозносил и наверняка не станет принуждать младшую близняшку.
Великобритания. Лондон.
– Мы тебя ждали, – открыв дверь, Бекс отступила от порога, впуская позднего гостя. – Привет.
– Рейс задержался, – стряхнув с плеч мокрые капли, Александр прошёл в дом. – А где моя принцесса?
– Та которая с бантиками или с хвостом?
– Думаю, обе неразлучны.
И вправду – девочка с кошкой подмышкой стояла внизу лестницы и, стоило ему войти из холла в гостиную, со всех ног понеслась навстречу. Глядя на то, как от удовольствия розовеют щёки Даниэллы при виде нового, ярко-синего платья, чем-то похожего на платья принцесс из сказок, и как доволен радостью девочки Александр, Бекс почувствовала, что у неё защемило сердце от любви к нему. Она полюбила мужа только теперь, а вовсе не в тот момент, когда выходила замуж. Поняла это, испытав абсолютное доверие, когда он, увидев, как она рыдает у больничной койки Деймона ночь напролёт, посоветовал ей остаться здесь, в поместье.
Тогда Александр объяснил это тем, что не желает быть вечным вторым, который виноват лишь тем, что отобрал жену и дочь у Сальваторе, когда тот оказался болен, но Ребекка слишком хорошо знала мужчин вообще и Александра Сантини в частности, чтобы не понимать каких усилий ему, итальянцу не только по происхождению, но и по темпераменту стоило это разумное решение.
Их дороги разошлись, но Алекс не бросил бывшую семью, точнее не бросил Дени – минимум два раза в месяц прилетал к малышке, которая ждала его приездов как праздника, уже второе лето с согласия Бекс забирал к своей матери, которая недолюбливала саму Ребекку, но очень тепло относилась к девочке, и та явно любила донну Сантини в ответ. Но он никогда не оставался ночевать в поместье, а уж о каких-то семейных
Ребекке это нравилось и не нравилось одновременно – по-человечески, она была в ладу с его решениями, ей хотелось оставаться в той чувственной спячке, в которую она словно погрузилась вместе с бывшим мужем, но всё же она была женщина, женщина в расцвете красоты, воспринимавшая Алекса как сексуальный объект, да ко всему – не новое открытие, – страстно ревнивая. Но спросить о том, есть ли кто-то в его жизни – а она понимала, что есть, не может не быть за два года, и, возможно, что уже была не одна, – и кто именно, насколько всё серьёзно, не позволяла ни собственная робость, ни уважение к нему. И потому, встречая Александра каждый раз идеально-собранная, она всё же испытывала печаль от того, как складывалась её жизнь. Когда-то было всё просто, теперь же… Нет, всё же у постели Деймона её удерживали не жалость, ответственность или обязательства, влюблённую женщину это может заставить забыться на месяц, даже на несколько, но не на полтора года, было что-то большее, привязанность и преклонение, которых так и не смог заменить второй муж, но Александра она любила, и только природная скрытность, английское воспитание и владение собой позволяли не опуститься до выяснения отношений.
Закончив разбор подарков, показ Марисы, Дени потащила Алекса в столовую. Домашняя паста под соусом песто – его любимое блюдо, – красовалась на столе. Изменив привычке начинать с супа и первой садиться на лучшее место, девочка подала мужчине тарелку, стала рядом с его стулом и замерла как вкопанная, сложив ладони за спиной. Александр сначала недоуменно поднял бровь и уже собирался было спросить Бекс, но по торжественной мордашке девочки вдруг сообразил:
– Это вы с мамой делали?
– Да, Дени сама резала тебе пасту, – подтвердила Бекс.
– Ну что же, попробую, как у тебя получилось… Садимся за стол?
“Садимся”.
Кивнула Даниэлла.
С щемящим сердце умилением, Бекс наблюдала как сначала дочка расстроилась, но потом поняла, что и вправду – он же должен сначала попробовать, насколько вкусно, а не голословно расточать похвалы – и устроилась на своём, немного выше обычного, стуле.
Это было ещё одно качество, которое восхищало Бекс в Алексе – умение понимать Дени порой лучше, чем это делала она, её мать. Вот и теперь…
Положив пасту на свою тарелку, она из-под ресниц разглядывала довольное лицо жующего Александра. Может, и не идеально – тесто из-под ножа Даниэллы получилось немного толстовато, – но он крайне правдоподобно играл роль получившего что-то необыкновенно вкусное человека и потому, отмахивавшаяся от большинства хваливших её людей – как только девочка понимала, что с ней носятся как с маленьким ребёнком и хвалят лишь чтобы угодить маме или из жалости, они становились чужаками, – Дени так жадно искала его одобрения. И оно не замедлило быть.
– Это было очень вкусно, Дени. Я голодный как волк, пожалуй, положу себе вторую порцию. – Подкрепив слова действиями, он посмотрел на девочку: – А где же так научились?
Синие глаза засияли таинственным светом, и, отложив вилку, Даниэлла взялась за стикер и ручку.
«У бабушки летом».
– Правда? Обязательно передам маме.
«Она говорила, что я самая настоящая итальянка, а настоящая итальянка должна уметь готовить. И танцевать тарантеллу. Танцевать я умею».
– Ты и без этого настоящая итальянка, и не только по крови. Кстати, бабушка написала тебе письмо.