Приказано поступать по совести
Шрифт:
В выражении лица неоспоримого победителя, в кривой от надменности ухмылке, в хищном взгляде Лёха узнал себя, отчего ему стало невыносимо мерзко. Выдержав короткую паузу, он ответил:
– Вы убили тысячи, многие тысячи человек. Вы были в 48-й школе? Там, в фойе, десятки убитых детей лежат в крови! Ради чего?
– с укором произнёс Лёха, глядя на американского командира исподлобья, хоть и был выше него.
– Ради величия Америки - невозмутимо проговорил командир.
Лёха ещё крепче сжал кулаки и обжигающий холод металла ударил по ладоням. В чём-то ему повезло - его руки оказались
– Это преступление!
– сквозь зубы сказал Лёха - И вы ответите за всё!
– Оставь свою прыть, русский, - с презрением сказал командир, резко изменившись в лице, - ты уже сдался, чего же сотрясать воздух пустыми словами?
У парня пошли мурашки по коже. Невесть откуда пришла уверенность, а изнутри начала восходить звериная ненависть. Он поднял взгляд, ошалелыми глазами вглядываясь в душу врага, стоявшего всего в нескольких шагах впереди остальных.
– А вот в этом ты ошибаешься, сука!
– не своим голосом прорычал Шевчук - Русские не сдаются!
Всё случилось слишком быстро. Выставив руки перед собой, он раскрыл ладони, и рычаги гранат отлетели с характерным щелчком. Навалившись всем телом на оцепеневшего командира, Лёха свалил его на землю, одновременно швырнув гранату в строй бойцов. Тот попытался скинуть с себя громадного Шевчука, остальные же солдаты с воплями ринулись врассыпную. Однако, это их не спасло. Прогремели два оглушительных хлопка. Командира и ещё одного бойца разорвало на куски. Ещё с полтора десятка человек валялись на земле, получив ранения разной степени тяжести.
Времени на промедления нет.
– Ловите, мрази!
– воскликнул Егор, после чего выпрыгнул в проём из укрытия, пустив ракету в ближайшую бронемашину.
Попадания не произошло, ракета пролетела мимо, лишь задев башню БМП. Однако, желанный эффект был получен.
Враг был в смятении и не понимал, что происходит, чем мы и воспользовались. Один за другим, мы бегом вылетели на улицу, бросившись к ближайшему дому, находившемуся справа от нас. Попутно мы стреляли в сторону противника, из-за чего уцелевшим американцам приходилось бросать раненных и искать укрытие для дальнейшего ответного обстрела.
За соседним домом была калитка. Она должна была нас вывести прямиком в лесополосу, где мы смогли бы удачно затеряться. От неё нас отделяли какие-то сто метров - плёвое расстояние, которое раньше я пробегал меньше, чем за пятнадцать секунд. Однако сейчас они казались невообразимо долгими, холод обжигал носоглотку, а дыхание очень скоро сбилось. Снаряжение и БК не давали бежать с максимальной скоростью. И тут случилось то, что разрушило все наши планы и окончательно убило всякую надежду на спасение.
Над головой пролетела россыпь пуль разного калибра, после чего загрохотала автоматическая пушка БМП-2. Позади послышался истошный крик, и я встал на месте, обернувшись. На земле валялся Вадик, в агонии вопивший от боли и страха, держась за обрывок разорванной по колено ноги.
– Вадян!
– закричал Егор, после чего припал на колено посреди тротуара и принялся отстреливаться.
Полина же в смятении пригнулась, отважно закрывая собой детей.
– Полина, отходи в дом!
– кричал я, после чего, оставив свой АК болтаться на плече, подбежал к истошно оравшему Вадику, взяв его под плечи.
По обе стороны тротуара стояли небольшие клумбы с цветами, высотой чуть более полуметра. Эти причудливые элементы декора каменных джунглей самоотверженно защищали нас, закрывая собой от пуль. Трассера автопушек летели над головами, от грохота орудий звенело в ушах.
– Отходим!
– прокричал я, приказывая Егору отступать.
Егор стремительно пронёсся мимо меня, поспешив укрыться в подъезде ближайшего дома. Я же, приложив максимум усилий, потащил Вадика к входной двери в парадную. Прежде, чем я дотащил до укрытия раненного товарища, я успел дважды попрощаться с жизнью, и в оба раза мне помог Егор, стягивавший огонь на себя.
Ввалившись в подъезд, похожий на тот, что был в предыдущем доме, я захлопнул за собой входную дверь. Прорыв с треском провалился. Ситуация в корне не изменилась, Лёха погиб понапрасну, а Вадик был тяжело ранен. Где-то в далёкой от меня реальности Полина пыталась успокоить рыдавших от страха детей, но мне было не до этого. Необходимо было понять, что делать дальше.
Вколов Вадику последнюю ампулу обезболивающего, мы наскоро наложили жгут на обрывок ноги. Однако на большую помощь мы были попросту неспособны.
– Вадюх, ты как?
– обеспокоенно спросил Егор.
– Хуже некуда!
– простонал товарищ, держась за раненную ногу.
Рация была включена, а потому все переговоры противника были нам слышны. После нашего дерзкого рывка враг оклемался довольно быстро. Американцы уже окружили здание, и с минуты на минуту начнут штурм.
– Надо отступать наверх!
– предложил я.
– Нет...
– выдохнул Вадим, отчего я тут же замолчал - Я уже нежилец. Оставьте меня!
– Не городи чушь! Я тебя не оставлю!
– резко возразил я.
– Разуй глаза, Андрюха!
– вскричал Вадик.
– Вы меня не утащите, а сам я идти не могу!
Он приподнялся на руках, после чего тут же припал обратно к стене.
– Американцы вот-вот начнут штурм. Отступайте наверх, укрепитесь там. А я их задержу! Если волк, попавший в капкан, хочет жить, он должен отгрызть себе лапу! Если ты хочешь спасти остальных, ты должен бросить обузу! А иначе погибнут все!
Я молчал. Мне было нечего ответить. В голове крутился лишь один навязчивый вопрос: Зачем всё это? Мы окончательно загнаны в угол, нам не спастись. Отступая на верхние этажи, мы лишь даём отсрочку неизбежной гибели. Вадик ошибся, сравнив остаток нашей группы с раненным хищником. У хищника есть шанс сбежать, укрыться от опасности и сохранить себе жизнь. Мы же в данной ситуации - обезглавленная курица, мечущаяся из стороны в сторону в последние секунды своего существования. Но ежели нам известно, что нас ждёт смерть, то почему мы продолжаем сопротивляться? Почему продолжаем биться, словно у нас ещё есть шанс? Ответ на то один: дух не позволяет нам опустить руки и сложить оружие. Он теплится внутри нас, и пока он жив, несправедливость, блокада, боль, холод - ничто не заставит нас сдаться! Потому что русские не сдаются!