Приключения графини
Шрифт:
— Мне надо отойти. Ты побудь здесь. Хорошо? — сказал Дарен и отпустил мою руку.
Что я могла сказать?
— Я скоро вернусь.
Он исчез в толпе.
На прилавке аккуратными пирамидами были выложены зеленые и красные яблоки, апельсины, груши, виноград. Над аппетитным товаром бдела хмурая торговка.
Если нас пустят во дворец в таком виде, то я рухну и просплю сутки, как минимум.
Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, я пробралась на задворки рынка, надеясь подремать. Пенек, на котором я устроилась, выглядел,
— Ты что тут сидишь? — над ухом будто проревел медведь. Я подскочила, как ужаленная, и выхватила кинжал.
Подобно горе надо мной нависал широкоплечий былинный богатырь ростом с добрую маховую сажень, а то и выше, с топором в руках.
— Сдурела что ли?
Мужик выронил топор. Тупой стороной тот грохнулся о мысок его ботинка. Заорав, мясник схватился за пострадавшую стопу и принялся прыгать вокруг, производя небольшое землетрясение. У него были золотистые курчавые волосы, круглое и симпатичное лицо.
Его счастье, что он стоял на достаточном расстоянии, иначе бы я проткнула его кинжалом.
— Вот блин, как больно! Едрить твою налево!
— Нечего было орать над ухом! — немного поостыв, мне стало неловко. Заняла его рабочее место, да еще травмировала.
— Вот, зараза, теперь на ногу не ступишь, — сказал мясник. Он сел на пень и осмотрел ушиб. Я переборола желание зажать нос — портянка, которую он снял с ноги, воняла чем-то отвратительно кислым.
Я спрятала кинжал, а он продолжал причитать.
— Извините, я не хотела вас так напугать, — это была не совсем правда.
— Да, ладно, бывает. Я тоже, гусь, бабы испугался. — Он засмеялся низким добродушным смехом.
— Спокойно у вас тут больно, — я села на облюбованный мною пень. Я очень надеялась, что мужик окажется охоч до разговоров.
Его словно разрядом шибануло. Он нервно посмотрел на небо, будто опасаясь увидеть воплотившуюся в жизнь декорацию к аду. Когда он убедился, что небо чисто, то пожал плечом и спокойным тоном, будто это не он только что испуганно таращился на горизонт, сказал:
— Да, здесь-то спокойно… А начиная от Маковок совсем другая жизнь. Рядом, в Чернушках, всю деревню истребили, — он опять содрогнулся. — Людские кишки на деревьях висели — сам видел. Все бегут сюда, никому не хочется помирать раньше времени. Только сейчас в город никого не пускают, говорят, что и так народу через край, — во время монолога, он посматривал на меня, будто опасался, что я буду возражать. Я внимательно слушала рассказчика и не перебивала, что ему пришлось по душе.
— С людьми, как со скотиной все равно! — он сплюнул.
Он мельком глянул на меня и зачесал волосы назад широкой, как грабли, ладонью.
— А что такая милая девушка делает здесь? Ты же не из местных? —
— Тоже ищу убежища, как и все.
— Да тяжелые времена настали.
— Верно. Ладно, я, наверное, пойду.
— Мой прилавок около колодца слева через два ряда. Я сам себе хозяин теперь. Надо мной только управляющий рынком! — он ждал от меня другой реакции. В ответ на столь любезное предложение я пообещала при возможности сразу зайти и смешалась с толпой.
Да, хороша пара — мясник и ведьма. Знай он кто я, то не стал бы так неосмотрительно набиваться в женихи.
Народу было действительно полно, но бездомных я не заметила. Рынок помещался в широком кольце между ремесленными лавками и деревянными складами. Проходы между домами были забиты досками. Каждую лазейку охранял солдат.
На рынок можно было попасть либо через городские ворота и склады, либо из города. У чугунных резных ворот с позолоченными пиками, выглядящих так, словно их срезали от императорских оград, крутились солдаты. Одиннадцать человек. Они проверяли наличие входных грамот. В случае отсутствия их, либо компенсации в виде денежной мзды, вышвыривали людей в канаву.
— Надоело! Почему мне?
— Потому что я так сказал, Люмха!
— От этой чертовой ямы несет, как от сточной канавы!
— Сказано тебе, дурню, и чего я с тобой нянькаюсь? Всех бродяг вышвыривать вон!
Я развернулась назад. Для начала нужно отыскать Дарена.
Сквозь поток серого люда мелькнул взлохмаченный, золоченный лучами светил, светлый затылок. Работая локтями, я сумела пробраться через толчею. Но Дарен к тому времени исчез. Осталась лишь вывеска, под которой я его видела: «Таверна Дика».
— Ты не меня ищешь, красотка? — у помойной кучи сидел пьяный мужик. Он улыбался от удовольствия и был не прочь поболтать, перед тем как отключиться.
Я еще раз прочесала взглядом толпу, но нет. Дарен, как в воду канул.
— Зачем же так набираться! — над моим плечом прозвенел высокий девичий голос, который принадлежал худой девушке с острым носом и круглыми живыми глазами. У неё были детские плечи и неправдоподобно тонкая талия.
— Вы, девушка, если не хотите познакомиться еще с каким-нибудь ТАКИМ, лучше не стойте возле «Дика».
— Я произвожу впечатление беззащитной?
Она попридирчивее вгляделась в меня. Я, в свою очередь, в неё.
— Я не знаю как Вам и ответить. Про таверну эту ходят дурные слухи… И, Вы же — девушка, а девушка всегда беззащитна перед хамством и грубостью.
Ей нравилось учить и лезть с советами. Еще больше — защищать и опекать. Огонь кипел в её крови. Но очень скоро остужался смирением. Вода редко уживается с огнем, и необходимо прикладывать массу воли для их мирного сосуществования. А сила воли у неё была, потому в душе соединились основные стихии. Самые сильные стихии. Душа её за счет такого соседства имела мягкую нежную полусовершенную структуру.