Прима
Шрифт:
– Дарья, – кричит мне эта Агриппина. – Идите в дом.
Склонив голову, я тоже иду вместе с ним. Надо будет вечером спросить у мамы, кто этот ребенок и как мне стоит вести себя с ним. Уверена, это какое-то недопонимание. Мы обязательно подружимся.
И я узнаю, правда не от мамы, а от прислуги… Слышу их шушуканье на кухне. Они почему-то часто оглядываются, когда обсуждают меня.
– Не повезло малышке, – говорит одна из молодых
– Бедняжка, – качают они головой. – Даже ее сыну Глебу и то достается, а тут приемыш.
На этом их разговор заканчивается, в кухню входит смотрительница. А я удаляюсь к себе, задаваясь вопросом, зачем в доме, где есть ребенок, нужен еще один? Мы же с ним… почти погодки, разница всего в год, с их слов.
Не понимаю… Я ничего не понимаю.
Глава 03 - Даша (ис)
Спустя две недели
Меня выписывают домой с костылями. Наступать на ногу до сих пор больно, да и врач не рекомендует. Придется побыть забинтованной еще минимум неделю, а то и столько же.
Взяв костыли, я с трудом выбираюсь из такси, личный водитель, который прежде меня отвозил и привозил, теперь занимается другими делами. Мне тяжело передвигаться с костылями, приходится останавливаться, делать перерывы, затем снова двигаться дальше. Никогда не думала, что красивая тропинка от ворот до дома превратиться для меня в пытку – таксиста не пустили на территорию особняка.
“Чужакам вход закрыт” – гласят правила Анны Евгеньевны, которым я следую на протяжении уже восьми лет.
Спустя пятнадцать минут, наконец-то, оказываюсь у входных дверей. За спиной раздается рев двигателя, и я моментально вздрагиваю, напрягаясь. Спорткар Глеба. Черный. С раскосыми фарами. Он останавливается практически у лестницы, хотя автоплощадка у нас дальше, она в нижней части двора.
Глеб выходит на улицу, снимает солнцезащитные очки, крутя в пальцах связку ключей. Мой взгляд цепляется за татуировку, что покрывает тыльную сторону его ладони: несчастная роза, закованная цепями. Никогда не задавалась вопросом, что она означает и зачем он вообще ее наколол. Но теперь почему-то интересно.
– Ужасно выглядишь, Дашка, – констатирует он правду-матку.
– Ты тоже, – сухо отвечаю ему и больше не смотрю, не хочу лишний повод для разговоров. С другой стороны, даже его общение мне кажется приятнее, чем пустота больничной палаты.
– К матушке приехала? – мы равняемся, и я думаю, будь он моим настоящим братом, взял бы пакет, который я с трудом пытаюсь дотащить до своей комнаты. Но это Глеб. И смотреть, как меня размазывает судьба, ему наоборот в радость.
– Я знаю, что она в Италии.
– Бросила тебя она, – с его губ слетает усмешка, напоминающая ядовитую стрелу.
– Еще посмотрим, – грубо говорю, правда сама уже не уверена в своих суждениях. Я прекрасно знаю, что Анна Евгеньевна не дает никому вторых шансов. А тут такое…
– Если хочешь выжить
– Только после смерти, – больше на автомате огрызаюсь я и дергаю ручку входной двери. Глеб перегораживает мне дорогу и в очередной раз окидывает проклятым высокомерным взглядом. Сколько себя помню, он всегда смотрел на меня вот так, словно я мусор под его ногами.
– Рано собралась на тот свет, Дашка.
– А я разве говорила о своей смерти?
– Теперь мать тебя не защитит, смекаешь? – он касается пепельной пряди моих волос, растирая их между подушечками пальцев. Затем также легко убирает руку, разворачивается и заходит внутрь дома. Я тоже хочу войти, но Гордеев тянет на себя дверь, отчего та закрывается прямо перед моим носом.
– Когда мама приедет из командировки, – шепчу напутствие себе. – Я снова вернусь к тренировкам. Я нужна ей. Какой-то дурацкий перелом меня не сломает.
Глава 04 - Даша
– Ключицы и лопатки должны быть на одном уровне, – говорит Анна Евгеньевна, внимательно изучая мое тело. Рядом с ней еще несколько девушек, все они пытаются понять, все ли в порядке, проходим ли мы в первом туре. – Руки — длинные, грудная клетка — симметричная, шея — правильной длины.
– Это так важно? – шепчу я, боясь поднять глаза на маму.
– Это самое главное при поступлении, – тихонько отвечает мне ее помощница. Сама Анна Евгеньевна молчаливо покачивает головой, теребя перстень на тонком изящном пальчике.
– А если у меня шея неправильной длины? – с опаской уточняю.
– Тогда придется взять другую девочку, – говорит мама равнодушным голосом.
– Нет! – неожиданно вскрикиваю я. И вдруг понимаю, что это был сон. Всего лишь воспоминание из детства, в котором мне искренне хотелось понравится новой маме. А теперь… ее нет рядом. Вокруг только давящие стены и полумрак.
Дверь в спальню открывается, ко мне заходит Агриппина Павловна. Она спотыкается из-за темноты, едва слышно цокает, затем ставит поднос на журнальный столик и распахивает занавеси. Противный солнечный свет неприятно ударяет по глазами, заставив меня щурится. Я морщусь, издав короткий вздох.
– Вам не надоело? – устало спрашивает женщина. Она кто-то вроде старшей по дому, именно благодаря ей тут все еще сохраняется подобие уюта.
– Нет.
– Вы не выходите из комнаты уже вторую неделю, хотите чтобы кости атрофировались? – Агриппина садится на край кровати, скидывая одеяло с меня. Мой взгляд цепляется на противном гипсе, его должны снять завтра. Наконец-то! Жизнь с ним превратилась в пытку.