Принц без королевства
Шрифт:
— Еще далеко?
— Сто метров, комиссар.
— Вам стоит послушать, как я с ним разговариваю. Дело пахнет жареным.
— Понимаю вас, комиссар.
— Значит, отправляетесь в отпуск, Муше?
— Да, до Рождества.
— Чем займетесь?
— Жена хочет навестить родных в Ницце.
— Когда начинается ваш отпуск, Муше?
— Со вчерашнего дня.
— Прекрасно.
Авиньон слушал себя, и ему казалось, что он узнает интонации великого Булара. Он подражал ему изо всех сил, пытаясь вырасти в собственных глазах: демонстрировал значительность,
— Передайте привет вашей жене. Моника, кажется?
— Нет, Элиза.
— Лиза, ну да, разумеется.
— Элиза, комиссар.
— Не придирайтесь, Муше. И веселого Рождества вашим детям.
— Да, комиссар.
У Муше не было детей. Авиньон выбрал его помощником, поскольку тот был молод и никогда не видел прежнего комиссара, а значит, в его глазах Авиньон не был обречен выглядеть бледной копией Булара.
— Это здесь, — сказал Муше.
— Что бы там ни говорили, у них губа не дура, — заметил Авиньон.
Они остановились перед чугунными воротами. С балкона красивого особняка в глубине двора свешивался флаг со свастикой. Франция проиграла войну, и Германия оккупировала все, чем славилась страна.
Они предъявили удостоверения.
— Комиссар Авиньон к Максу Грюнду.
Полицейские пересекли двор, вошли в вестибюль и попросили секретаршу доложить о них. Она пригласила их сесть и пошла по лестнице наверх. В здании стояло приятное тепло. Двери непрерывно хлопали, по коридорам сновали военные с папками в руках. Какой-то солдат заменял витражную секцию в двери: гестапо только недавно реквизировало это великолепное здание. Муше присел на банкетку. Авиньон продолжал стоять. Заметив прислоненную к стене и закрытую тканью картину, он подошел к ней и откинул край материи.
На холсте был изображен мужчина, стоящий посреди гостиной. Он смотрел на карманные часы, у его ног лежала львиная шкура.
— Вам нравится?
На лестничной площадке возник Макс Грюнд. Муше вскочил с банкетки. Авиньон, не отрывая взгляда от картины, спросил:
— Это вы на портрете?
Грюнд не ответил. Он сделал Авиньону знак следовать за ним.
— Подождите меня здесь, Муше, — пробормотал Авиньон, доставая два документа из кожаного портфеля.
— Но у меня же еще протоколы. И другие фотографии…
— Ладно, идемте.
Муше заторопился. Пока они поднимались по лестнице, Грюнд орал на грузчика, который толкался около картины. Муше отлично понимал немецкий; Макс Грюнд требовал убрать мужчину с часами: «Избавьте меня раз и навсегда от этого еврея!» Наверное, его не впервые путали с бывшим владельцем особняка.
Муше и Авиньон вошли в кабинет.
— Какое у вас дело? — спросил Грюнд. — Я очень занят.
Он сел за письменный стол, но им сесть не предложил. Секретарша, которая встречала их внизу, теперь сидела за пишущей машинкой у двери. Муше внимательно разглядывал комнату. Видимо, совсем недавно она была спальней: на стене еще виднелись остатки бархата и дерева от изголовья кровати. Три высоких окна впускали много света. Балкон
Авиньон подошел к столу и положил на него две фотографии.
— Арман Жавар и Поль Серрини.
Грюнд закурил. Стоило произнести слово, как пишущая машинка начинала стучать.
— И что? — спросил Грюнд.
— Вы их знаете?
С первых дней службы в гестапо на берегу Боденского озера Макс Грюнд демонстрировал отличную память и организаторский талант.
Именно благодаря им он за десять лет прошел все ступени карьерной лестницы и несколько месяцев назад был назначен на высокий пост в Париже. Французский он выучил за четыре недели.
— Я могу даже назвать вам даты их рождения, — сказал Грюнд. — Жавар родился 15 сентября 1908 года…
— Это ваши люди?
Грюнд покачал головой и показал на портрет маленького усатого брюнета с безупречным пробором.
— Его.
— Так что мне с ними делать? — спросил Авиньон, который сразу узнал Адольфа Гитлера.
— Вы оставите их в покое.
— Они пытались ограбить банк на улице Помп.
Муше достал из портфеля протокол.
— Вы оставите их в покое, — повторил Грюнд.
Авиньон притворно улыбнулся. С самого начала оккупации он ежедневно оказывался в таком положении. Половина уголовников Парижа пользовалась покровительством немцев. А в пятнадцати минутах ходу отсюда, на улице Лористон, обитала целая банда, безнаказанно орудовавшая по всему городу. Но Авиньон был связан по рукам и ногам.
— Еще что-нибудь? — спросил Грюнд.
— Нет. Благодарю вас. Пойдемте, Муше.
Они направились к двери.
— Подождите, — приказал Грюнд.
Секретарша печатала каждое сказанное слово, и это очень нервировало Авиньона.
— Вы получили от меня пригласительный билет?
— Нет, я…
— Господин комиссар, — перебил его Муше, — господин Грюнд имеет в виду приглашение на Новый год…
— Я не знаю, о чем речь, — скривившись, ответил Авиньон.
Пишущая машинка снова застрекотала.
— Я послал вам в префектуру приглашение, — сказал Грюнд. — Тридцать первого декабря состоится ужин в дружеском кругу. Будут те французы, которых я собираюсь поблагодарить. Хочу показать, как плодотворно сотрудничают два наших народа.
Авиньон вернулся к столу.
— Господин Грюнд, буду с вами откровенен. Я совсем недавно стал комиссаром. И мне неловко перед префектом полиции, а также господами Бриноном и Буске [28] . Я предпочту, если вы пригласите комиссара Давида; уверен, он будет рад.
— Тем не менее приглашены вы, комиссар, а не кто-то другой. До свидания. Я на вас рассчитываю.
Когда они вышли на улицу, Авиньон повернулся к Муше.
— Вы меня сейчас чуть не погубили!
28
Фернан де Бринон и Рене Буске — высокопоставленные деятели французского правительства, сотрудничавшие с нацистской Германией.