Принц без королевства
Шрифт:
— Иди домой, Рея.
— Почему?
Берег совсем опустел.
— Иди спать.
— А ты?
Старшая сестра неотрывно смотрела в море, на светящийся силуэт судна. Когда лодка, обогнув яхту, исчезла из виду, девушка встала и подошла к воде. Она приподняла юбку и завязала ее на талии.
— Иди спать, Рея.
— Что это ты делаешь?
Она смотрела, как сестра продолжает идти вперед. Под водой постепенно исчезали ноги, колени, вот вода дошла до пояса. Тогда, даже не потревожив морскую гладь, девушка нырнула и вынырнула уже далеко от берега. Она плыла в открытое море и, обернувшись,
Рея побежала обратно в заросли бамбука.
Господин Лау сидел на ковре с чашкой в руке. Напротив него сидел Плющик. На его плечах лежал красный казацкий платок.
— Мне очень жаль, что я побеспокоил вас среди ночи, — сказал он.
От горящих свечей в длинной каюте пахло воском, как в церкви.
Господин Лау почтительно склонил голову.
— Я хотел подождать до утра. Но на море к западу идут бои. Я должен вовремя уплыть, чтобы не оказаться в ловушке.
Китаец снова наклонил голову.
— Я приехал, чтобы выразить вам свою признательность, — сказал Георгий. — Тогда я исчез, не поблагодарив вас за то, что вы меня вылечили.
Господин Лау открыл было рот, чтобы ответить, но промолчал.
— Я знаю, что вы хотели сказать, — снова заговорил Георгий. — Вы подумали, что впервые покойник благодарит своего врача.
Лау кивнул. Они долго молчали. Наконец китаец осмелился заговорить:
— В газетах писали, что ваша матушка была в большом горе.
— Я не хотел жить, я мечтал умереть. Это не моя вина.
— Тогда это моя вина, Ваше Высочество.
— Не называйте меня так.
Лау еще не попробовал чая. Он только вдыхал его аромат.
— Когда-нибудь вы все-таки должны открыться вашей матушке, — сказал он.
— Обо мне все уже забыли.
— Но не она.
— Ни слова об этом!
Георгий пристально смотрел на свечу. Яхта покачивалась на волнах.
— Вы приехали еще и за тем, чтобы узнать, не проговорился ли я, — сказал китаец.
И наконец пригубил чай.
— Турецкий, — заметил он.
— Да.
— Я никому не сказал, — продолжал господин Лау. — Ни единой душе. Я никому не доверяю. Мой торговый агент часто повторяет одну пословицу, которая в ходу у него на родине: «Открой секрет немому, он заговорит».
Плющик согласно кивнул. Фитиль свечи затрещал, коснувшись расплавленного воска.
— Может быть, я и встречусь с матушкой, — сказал он.
— Обещайте мне это.
Георгий знал, что его мать не осталась до конца траурной церемонии. Она вышла из собора совершенно убитая горем. Скача в окровавленном кителе прочь от Аббас-Тумана, Плющик знал: никто не станет рассказывать об исчезновении тела. И без того слишком много проклятий тяготело над их семьей. «Великий князь Георгий Александрович скончался». Этого было достаточно. В землю опустили гроб, в котором вместо покойника лежали его книги.
— Я уехал из своей страны и больше никогда не видел мать, — объяснил китаец.
Плющик бросил взгляд на господина Лау. Тот улыбался. Только чашка подрагивала в его руках.
— И моя мать умерла, — добавил Лау.
Застекленная дверь, выходившая на палубу, открылась, и на пороге появился матрос.
— Я же приказал нас не беспокоить! — сердито
Матрос отступил на шаг.
— Прошу прощения…
— Выйди.
— Мы там, на корме, кое-что выловили из воды.
Он был бледен.
— Я велел тебе выйти.
— Но я…
— Уйди!
Дерзкий матрос, однако, подошел к хозяину и сказал ему на ухо лишь одно слово. Георгий нахмурился. Красный платок соскользнул с его плеч.
Матросы на яхте были родом с Кипра. Как и все средиземноморские рыбаки испокон веков, они втайне мечтали однажды поймать в свои сети сказочное существо. И матрос только что сказал по-гречески волшебное слово: «Левкосия», «белокожая дева» — так звали одну из сирен.
Георгий поднялся. Может быть, он тоже искал фею или сирену во время своей пятнадцатилетней одиссеи? Он обследовал все пещеры и скалы Средиземного моря до самого Гибралтара. Но рядом с ним по-прежнему не было женщины.
Он вышел из каюты и направился к корме. У штурвала собрались все члены экипажа. Над ними раскачивались два фонаря. На палубе, испуганно съежившись и сжав кулачки, сидела «сирена» в мокрой юбке и с мокрыми волосами, скрывавшими лицо; она походила на котенка, которого еле живым вытащили из воды. Никто из матросов не осмеливался к ней подойти.
Георгий хотел набросить на нее свой платок, но не решился. Слегка наклонившись, он убедился, что вместо хвоста у «сирены» пара босых ног.
Появился господин Лау. Оглядев собравшихся, он отстранил матросов, встал рядом с Георгием и окликнул девушку:
— Елена?
Между прядями волос показалось лицо. Ее глаза встретились с глазами Плющика. Она сильно изменилась, но они узнали друг друга. Умирающий от чахотки и маленькая девочка из Чаквы.
— Что ты здесь делаешь, Нелл? [27] — спросил господин Лау.
Но ответа не последовало.
Совсем близко шли военные действия, но яхта еще десять дней простояла в бухте. А когда в одно холодное утро она ушла в море, многие оставшиеся на берегу плакали. Нелл уезжала вместе с Плющиком. Их венчание состоялось ночью. Священник по православному обряду возложил на их головы венчальные короны. От этой тяжести на голове Георгий покачнулся.
27
Нелл — английский вариант имени Елена, которое в переводе с греческого означает «светлая, сияющая».
На заре к морю пришла мать Нелл и расцеловала дочь. Господин Лау держал над ними черный зонтик.
Маленькая Рея спряталась в бамбуковых зарослях. Она забралась на крышу хижины и сидела там, в гуще листвы на ветру, который качал бамбуковые стволы. Она смотрела на скопление людей, и ей было грустно, как на похоронах.
Нелл не позвала ее и не поцеловала на прощание.
Золотой краской Георгий нарисовал на носу яхты красивую золотую звезду.
Ветер надул паруса. Следующим летом черноморские проливы оказались закрыты: на Дарданеллах и Босфоре разразилась война. Молодожены обещали вернуться, но прошлое со зловещим лязгом захлопнуло перед ними двери.