Принц без королевства
Шрифт:
— Да, комиссар.
— Я просил вас забыть об этом приглашении.
Он говорил сквозь зубы.
— Если будете продолжать в том же духе, я переведу вас охранником в Дранси [29] .
— Да, комиссар.
— Вот что, Муше: вы сейчас быстро всё уладите. Найдите мне список приглашенных. Я не хочу прослыть коллаборационистом [30] . Я делаю свою работу, как могу. Война есть война.
— Но у меня поезд через час, господин комиссар.
29
Дранси —
30
Коллаборационисты — люди, сотрудничавшие с оккупационными властями в странах, захваченных Германией в период Второй мировой войны.
— Никаких поездов. Вы никуда не едете. Скажите жене, что сами виноваты.
— Но, господин комиссар…
— Забудьте вы эти довоенные радости! С ними покончено!
— Мне надо поехать на вокзал, предупредить жену. Все наши пропуска у меня.
— Ладно, жду вас в полдень на набережной Орфевр. Я вас предупредил, Муше!
— Да, господин комиссар. Я мигом.
Муше остановился посреди тротуара. Утро давно наступило, однако вокруг по-прежнему стояла необычайная тишина. Ее нарушали лишь удалявшиеся шаги комиссара.
Тишина в городе воцарилась с лета 1940 года. От редких проезжавших машин по улицам долго металось эхо. Некоторые парижане вспомнили о существовании лошадей, и теперь эти клячи таскали повозки с дровами и другой поклажей, распространяя по городу запахи деревни.
Муше пересек проспект, спустился в метро и направился к платформе, с которой поезда шли в сторону Венсенского леса. На перроне рядом с ним стоял мужчина и читал толстую книгу, обернутую в газету. Они вместе вошли в вагон и сели на одну скамью.
— Я уже никуда не еду, — сказал Муше.
— Почему?
Мужчина держал на коленях раскрытую книгу.
— Потом объясню. Но кто-то должен отвезти чемодан.
— Мы встретимся с остальными на вокзале. В буфете.
На следующей остановке Муше пересел в другой вагон.
Он сошел на станции «Лионский вокзал». В буфете его ждали трое — молодая женщина и двое мужчин. Все четверо обнялись и расцеловались, словно близкие родственники.
Им принесли черную жидкость, отдаленно похожую на кофе. Муше сразу же расплатился. Вошел мужчина с книгой и сел за соседний столик. Он незаметно поглядывал на входную дверь и слушал их разговор.
— Я никуда не еду, — сказал Муше. — Я нужен Авиньону.
— А что Грюнд?
— Я был у него сегодня утром. Все в точности совпадает с планом. Даже число ступенек на лестнице. В кабинете есть балкон. Мари знает свое дело.
Они повернулись к молодой женщине, которая пила воду из стакана.
— Как поступим с чемоданом?
— Я попробую освободиться двадцать четвертого числа, — сказал Муше.
— Это будет слишком поздно.
Снаружи, прямо напротив них, солдаты в зеленой форме изучали расписание поездов.
— Я должен отвезти его сам. У меня есть удостоверение сотрудника Министерства внутренних дел. Это надежнее.
— Я могу поехать туда с обычным пропуском, — предложил один из «родственников».
— Нет, — тихо сказал мужчина с книгой, даже не глядя на них.
Сидя в стороне, он незаметно участвовал в собрании.
— Мы не будем рисковать, — продолжал он. — Сезар на этом настаивал. Подождем до двадцать четвертого.
Он встал и вышел. Через минуту вышли двое других с чемоданом.
Муше
— Откуда ты так хорошо знаешь все кабинеты у Грюнда? — тихо спросил Муше.
— Я помню людей, которые жили там раньше, — сказала Мари.
Муше пододвинул к ней газету.
— Здесь сообщение для Сезара.
Мари подцепила мизинцем перышко в стакане. Кодовым именем «Сезар» звали шефа их подпольной организации. Никто не знал его в лицо.
— Будут и другие сообщения, — добавил Муше. — Встреча завтра в шесть часов. Станция «Одеон», на перроне.
— Может, лучше наверху?
— Тогда перед киоском, и зайдем в кинотеатр.
— А документы, которые я у вас просила?
— Они тоже будут завтра, — сказал Муше.
Мари осталась одна. Немецкие солдаты, изучавшие расписание, улыбались ей через стекло. Она снова уставилась в стакан. Мари ушла с вокзала в одиннадцать часов.
Через час она бежала по крышам вдоль парка Пале-Рояль [31] . Первый конверт она просунула в щель между ставнями окна, выходившего на унылую улицу с облетевшими деревьями. Соседи таинственного Сезара держали на балконе двух кур. Одна из них всполошилась и захлопала крыльями. Но когда кто-то из соседей вышел на балкон, Мари уже бежала дальше по крышам улицы Монпансье.
31
Название «Пале-Рояль» носят площадь, дворец и парк в центре Парижа.
Она взяла себе имя Мари в сентябре 1940 года. До этого она была изредка Эмили, а остальную часть жизни — Кротихой. С первого же дня, как прозвучало слово «Сопротивление» [32] , Мари была связной в подпольной группе «Паради».
Ее так мало заботила жизнь родителей, а отношения с ними были такими напряженными, что она очень удивилась, когда в конце весны отец просунул под дверь ее комнаты два желтых треугольника с черной каймой, завернутые в шелковистую бумагу. Она долго смотрела на них, складывала разными способами — и ромбом, и в виде лодочки с парусом, — а потом убрала подальше. На следующий день Кротиха увидела на улице женщину, которая вела за руку дочку. У обеих слева на груди виднелись два желтых треугольника, аккуратно нашитые в форме шестиконечной звезды.
32
Сопротивление — организованное движение во Франции, которое оказывало противодействие нацистской оккупации.
Она долго шла следом, пока женщина не заметила ее и не прогнала.
— Мадемуазель, мы не звери в зоопарке, хватит на нас смотреть.
Но Кротиха продолжала притворяться, что ни о чем не подозревает. Например, о запрете гулять в парках, ходить в музеи, в кафе… Ей даже нравилось подвергать себя риску: впервые в жизни она стала спускаться в метро — лишь для того, чтобы сесть в запретный для евреев первый вагон. Двенадцатого июня она случайно увидела отца, который шел со своим шофером по авеню Монтень. Был ясный, солнечный день. Шофер — его звали Пьер — нес вешалки с четырьмя новыми отцовскими костюмами. Они возвращались от портного. На белом льняном пиджаке Фердинанда Атласа была нашита желтая звезда. Чтобы не встретиться с ним взглядом, Кротиха перешла на другую сторону улицы.