Принцесса Конде

Санд Жаклин

Неожиданно возникла проблема с одеждой. Покойник Жером был весьма хрупким, тщедушной комплекции человеком, что объясняло его верткость и умение ловко пролазить в окна, но лишало де Фобера возможности позаимствовать хоть что-нибудь из гардероба кукольника. У самого же шевалье рубашки были слишком тонкими, а худший камзол выглядел далеко не так бедно, как одежка простого уличного актера.

Шпагу пришлось оставить дома, ведь простолюдину не пристало оружие аристократа. Досадное неудобство. Без привычной тяжести у бедра де Фобер чувствовал себя голым. Лейтенант не захотел в очередной раз

тревожить хозяина-портного требованием подыскать ему платье простолюдина. Меньше знает, лучше спит. Решив, что подходящей одеждой он как-нибудь разживется по дороге, начинающий кукольник взвалил на плечо свой реквизит – тяжесть оказалась немалая – и отправился на рынок.

«Подумаешь, отлупят, – утешал он себя. – Невелика беда. Хотя еще неизвестно, кто кого побьет. Как раз отвешивать тумаки я умею гораздо лучше, чем пискливым голосом распевать романсы за какую-нибудь Коломбину».

Прямо у входа на рынок дородный мужчина средних лет неторопливо раскладывал на прилавке белые капустные кочаны. Драный коричневый дуплет и бесформенная шапка, которая когда-то была черной, а теперь имела совершенно неопределенный цвет, немедленно привлекли внимание Эме.

– Эй, приятель. Плачу сорок су за твою одежку, – с ходу предложил он торговцу.

Тот недоуменно выкатил глаза.

– Может, мсье желает капусты? Или репы?

– Нет, вот этого не надо. Куртку и шапку. – Де Фобер многозначительно блеснул монетками в ладони перед самым носом торгаша.

Тот пожал плечами. И неторопливо принялся раздеваться. Мало ли в Париже сумасшедших. А сорок су – хорошие деньги, на них три новых куртки можно сшить.

Дуплет насквозь пропах петрушкой и луком. Шевалье потуже затянул ремень – одежда с чужого плеча была великовата, особенно в поясе. Наверное, ему нужно есть больше репы. Потом Эме купил у румяной лоточницы пирожок с зайчатиной. Негоже как-то получать по шее на голодный желудок. И, лихо сдвинув на затылок шапку, принялся устанавливать свою ширму, негромко напевая:

– Улица! Она могла бы,Как однажды молвил кто-то,Всяких рассказать историйБольше, чем бывалый воин… [2]

Этим же самым утром герцог де Лонгвиль изволил непонятно почему проснуться едва ли не с первыми лучами солнца. Впрочем, кое-кто из слуг заметил, что господин вообще не ложился, а ночью у него в гостиной заседал узкий кружок господ. Герцог был бледен и явно чем-то встревожен, хотя достаточно искусно прятал тревогу под маской светской любезности.

2

Лопе де Вега, «Дурочка». Перевод М. Донского.

Несмотря на то что как раз накануне личный врач ее высочества герцогини посоветовал Лонгвилю временно не посещать спальню супруги, герцог этим советом пренебрег.

Молодую жену разбудил нежный поцелуй, что было совсем необычно, потому что герцог почти никогда не был нежен с женой. Анна-Женевьева, изумленная появлением

мужа в ее спальне в столь ранний час, тотчас подняла голову с подушки.

– Любовь моя, как вы себя чувствуете?

Подобное обращение после вчерашнего скандала казалось еще более необычным, чем нежный поцелуй.

– Мне гораздо лучше! – удивленно ответила герцогиня.

– Вот и отлично! – обрадовался герцог. – Анна, я могу попросить вас об одном одолжении?

– Конечно! – удивлению девушки не было границ. – Вы же знаете, супруг мой, что я целиком и полностью в вашем распоряжении.

Герцог с самым непринужденным видом присел на край постели и взял руки жены в свои ладони.

– Понимаете ли, любовь моя, речь пойдет об очень деликатном поручении… Оно поначалу может показаться вам странным и нелепым…

Лонгвиль прокашлялся. Анна-Женевьева напряженно слушала: она, как и многие женщины, под влиянием любопытства забыла даже про свою неприязнь к мужу.

– Но вы же мне все объясните?!

– Несомненно. Помните ли вы, как на приеме у королевы две или три недели тому назад Мазарини вздумал говорить со мной очень странным тоном?

– Прекрасно помню.

– Так вот, я придумал одну шутку… славную шутку, которая позволит мне отомстить этому итальянскому паяцу и поставить его в неловкое положение.

– Великолепно! – Молодая герцогиня, не питавшая к первому министру никакого почтения, захлопала в ладоши. – Я одобряю ваше решение. И чем же я могу помочь вам?

– О, нужен сущий пустяк! Вчера, проезжая в карете по городу, я заметил бродячего комедианта. В руках у него была кукла, изображающая Мазарини. Великолепная кукла, сделанная необычайно похоже! Я уже было намеревался выйти из кареты после окончания представления и предложить этому актеришке сделку: звонкие монеты в обмен на куклу…

– Но что же помешало вам?

– О! – герцог поморщился. – Нашлись люди, которые решили защитить честь Мазарини. Кажется, это были гвардейцы… Завязалась драка. Сами понимаете, что я не должен был компрометировать себя в подобной ситуации. Мне пришлось уехать. А сегодня у меня есть неотложные дела, и я не могу тратить время на то, чтобы разыскивать по всему городу какого-то бродячего комедианта. Но, к счастью, у меня есть вы, моя бесценная. Могу ли я попросить вас сразу после завтрака отправиться на прогулку по городу? Возьмите маленькую карету без гербов. Совсем не обязательно, чтобы клевреты кардинала видели наш герб. Оденьтесь скромнее, чтобы не привлекать к себе внимания. По пути можете заехать куда хотите и купить все, что вам вздумается. Вот ваша награда.

Герцог одарил супругу улыбкой и положил ей на колени туго набитый бархатный кошелек.

– Купите себе сладостей, – продолжая улыбаться, предложил он. – Посетите ювелира: я был непозволительно скуп в последнее время и совсем забыл про вашу страсть к драгоценностям!

Анна-Женевьева машинально подкидывала в руке кошелек. Герцог думал о своем и не обращал внимания на жену.

«Да тут дело не только в розыгрыше! – думала девушка. – Тут что-то другое… Иначе бы он не стал устраивать весь этот спектакль. Для чего-то ему очень нужна кукла Мазарини. А может быть, вовсе и не ему…»