Пришедший из Безмолвия

Снежневская Марина

Лайрэ кое-где подтянула что-то, заправила выбившуюся складку материи и отдала ему красивый плащ цвета индиго, который принесла под дождем из замка.

– Это тебе, – сказала она.

Тааур посмотрел сверху вниз в эти золотистые, глаза, которые следили за ним с таким нескрываемым желанием успокоить.

– Ты очень добра к чужаку, у которого нет ни имени, ни прошлого, – задумчиво сказал он.

– Мы уже много раз об этом говорили и ни до чего не договорились. Или… ты вспомнил что-то еще?

– Не так, как ты думаешь.

Я не вспомнил ни имен, ни лиц, ни дел, ни обетов. Однако я чувствую… чувствую, что мне уготовано что-то великое, но и опасное. Оно где-то здесь, близко; кажется, еще чуть-чуть, и оно у меня в руках.

Тонкая рука Лайрэ вновь опустилась на запястье Тааура. Она не уловила никаких воспоминаний о его прошлом, никакого сгущения туманных намеков на воспоминания, которые кружились, и таяли, и нарождались вновь, дразня и намекая. Все было по-прежнему.

Влечение к ней, пронизывающее все существо Тааура столь же глубоко, как тени его потерянной памяти.

От того, что она ощутила желание любимого, по телу Лайрэ начал разливаться какой-то странный жар. Словно невидимый огонь поселился у нее в животе, внизу, почти что там, и ждет лишь дуновения страсти Тааура, чтобы вспыхнуть ярким пламенем.

Лайрэ говорила себе, что надо убрать руку и больше не приближаться к Таауру, однако рука оставалась там, где была, прикасаясь к нему. И это прикосновение было для нее как сладкий, неуловимый дурман. Ей бы испугаться той радости, которую она испытывала, упиваясь им, но она лишь позволяла ему завлекать себя все глубже и глубже.

Старая мудрость гласит что сама жизнь таит в себе и величие, и опасность, – тихо сказала Лайрэ.

– Правда? Я не помню.

Тааур взглянул на склоненную голову девушки, которая ничем не заслужила его гнева и очень многим – его благодарности. Легкая дрожь прошла по ее телу.

– Не бойся… Я не причиню тебе зла.

– Я знаю.

Уверенность, прозвучавшая в голосе Лайрэ, отражалась и у нее в глазах. Таауру было так приятно это доверие, что он забыл спросить, почему она так уверена в нем. Он поднес ее руку к губам, чтобы поцеловать.

– Тааур, – прошептала Лайрэ, – я…

Голос ее замер, потому что всю ее пронзила сладостная дрожь… Знать всю силу страсти, которую он к ней питает, и одновременно ощущать нежность его поцелуев – это было все равно что оказаться охваченной ласковым, всепоглощающим пламенем.

Тааур поднял голову и заглянул в затуманенные золотистые глаза этой девушки, которая была для него такой же тайной, как и собственное его прошлое.

Может, мы были возлюбленными в той жизни, которую я не помню? И ты зачем-то скрываешь правду?

– Я никогда не была ничьей… возлюбленной, – ответила она дрожащим от напряжения голосом!

– Мне трудно в это поверить.

– И все же это так.

– Проклятье! – прошипел Тааур сквозь зубы. – Я не верю! Нас слишком

сильно тянет друг к другу. Ты что-то знаешь о моем прошлом, но не хочешь сказать мне!

Лайрэ покачала головой.

– Я тебе не верю, – повторил он.

Она снова повернулась к Таауру.

– Хорошо. Вот тебе правда, – произнесла Лайрэ. – До того как ты оказался в Седых Землях, ты был принцем.

Тааур был так поражен, что был не в силах вымолвить ни слова.

– Ты был прасолом [5] , – продолжала Лайрэ.

– Что это такое? – поднял он брови.

– Ты был шпионом, – сказала она. Ошеломленный Тааур мог только смотреть на нее.

– Ты был пиратом, – не останавливалась Лайрэ. – Ты был друидом. Ты был лордом. Ты был…

– Хватит, – свирепо прорычал Тааур.

– Ну как? – резко спросила она.

– Что как?

– Что-то одно из всего этого должно быть правдой.

5

Прасол – странствующий приказчик, скупщик товаров у крестьян.

– Неужели?

Лайрэ пожала плечами.

– Ну а кем еще я мог быть?

– Рабом, матросом, ювелиром, лекарем, пастухом, грузчиком… – насмешливо изложила она. Нет – у рабов есть клейма… А для грузчика ты недостаточно туп, хотя я уже начинаю в этом сомневаться.

Неожиданно Тааур рассмеялся. Лайрэ улыбнулась против своей воли.

– Вот видишь? Сказать можно все что угодно, но это не значит знать. Это должен сделать только ты сам. За тебя никто этого не сделает.

Тааур перестал смеяться. Несколько мгновений он не говорил ни слова.

Искушение прикоснуться к нему и узнать, что он чувствует, оказалось сильнее, чем решимость Лайрэ. Она сопротивлялась как могла этому жадному желанию.

И была побеждена.

Кончиками пальцев она легонько провела заросшей щеке Тааура.

Ощутила тень чего-то… Ощущение потери – такой огромной, что описать ее невозможно, ее можно лишь чувствовать, словно дрожащий в воздухе отзвук дальней грозы.

– Тааур, – с болью в голосе прошептала Лайрэ. – Мой воин.

Он следил за ней напряженным взглядом остановившихся глаз – глаз попавшего в капкан волка.

– Схватка с самим собой только ранит тебя еще больше, – сказала она. – Дай себе привыкнуть к той жизни, которая у тебя теперь.

– Разве это возможно? – хрипло спросил Тааур. – Что станется с той жизнью, которую я оставил там? Что, если меня ожидает лорд, которому я присягал в верности? Старая мать, что проплакала все глаза о пропавшем сыне? Что, если меня ждет жена? Дети, по ночам зовущие отца? Замок. Кровники… Войско которое без меня будет разбито. Королевство, которое погибнет если войско будет разбито…