Привет Саншайн
Шрифт:
–Может, сядем за другой столик? Алиса – лучшая официантка.
–Отличная идея, – сказала я.
Глава 18
Больше всего я ненавидела рассказывать о своем отце. Он не был алкоголиком. Он не бил нас. Он не делал ровным счетом ничего, и это лучший способ описать, что с ним было не так.
Стив Стивенс. Как он любил говорить, его родители объясняли, что назвали его так, потому что это связано с тем, как он вырос. А, если быть точной, он родился в Чарльстоне, штат Южная Каролина, в квартире, которая находилась над рестораном его родителей. Они планировали, что ресторан станет отличным местом для ланча, но никто, казалось, не любил их еду. Чтобы свести концы с концами, они начали обслуживание по вечерам. Никто не любил их меню, но алкоголь, который подавался
Вы не находите иронией, что впоследствии он стал известным композитором? Он был самым востребованным и написал музыку к восьмидесяти фильмам, получив при этом всевозможные награды. Маленькими золотыми статуэтками и обложками журналов были заставлены все полки его музыкальной студии.
Его музыка украшала кинофильмы и театральные постановки на протяжении десятилетий. А затем успех заметно потух. Отец потерял работу и получал отовсюду отказы. Премии прекратились. Телефонные звонки стихли. Он исчез из списка важных персон.
Его неудачи совпали с уходом моей матери. Мне было пять лет, когда она вышла за дверь. Но это не остановило ее. На самом деле, отец достиг еще большего «успеха». Им стала женщина, которую он встретил после моей матери. Молодая женщина, смазливое личико которой заморозило весь его талант. Луиза Лотарингия, моя бывшая мачеха. Когда и Луиза вышла за дверь, его карьера потерпела крах. Именно тогда он создал правила. Правила, которым он должен был следовать, чтобы его музыка вновь воскресла. Чтобы его композиции сталиуспешными. Чтобы он смог придать всему смысл. Например: он стал есть только белые продукты в то утро, когда он работал в студии. Он носил одну конкретную пару джинсов в те дни, когда встречался с потенциальными клиентами (и когда эти джинсы развалились, он шел в тот же магазин, чтобы получить новую пару). Рэйн и мне разрешалось пить определенные вещи (яблочный сок всегда приветствовался, а вот содовая – ужасная гадость). Мы могли покидать дом (или вернуться) в определенное время в течение дня. Это правило вызывало особенные трудности, потому что мой отец считал неудачным время с двух до пяти часов дня. Мы вдвоем прогуливались по деревне, пытаясь выглядеть так, будто мы где-то были. Но это, же Монток, в котором не так много мест, чтобы притворяться, будто вы куда-то ходите.
И если вы думаете, что я превратилась в лжеца еще в детстве, то у меня была отличная модель для подражания. Вы бы видели, как врет мой отец, чтобы сохранить свои правила невредимыми. Он лгал буквально всем.. Людям, с которыми работал, выдумывая причины, чтобы поставить новую музыку в определенные дни. Людям, работающим на него, предоставляя разнообразные задачи, чтобы они вошли и вышли из его студийной двери в определенное время. Директору нашей школы, оправдываясь, чтобы избежать родительского собрания, потому что решил, что это может сглазить его работу. То, над чем он на самом деле работал – почитание его сложной системы ритуалов. Он предавал кого угодно, чтобы сохранить ее, чтобы дать себе возможность придерживаться новых правил, если они подходили ему.
У нас с сестрой были разные реакции на эти правила. Она была типичным опекающим первенцем, который пытался помочь ему сохранить все без изменений. Утром она приносила кофе, чтобы отец не заходил на кухню, прежде чем начать работу. Когда она делала это для него и доставляла кофе ему в студию, отцу разрешалось выпить его. Вечером она подавала ужин на безопасных тарелках, чтобы можно было легко уговорить отца хоть что-нибудь поесть.
Я же была младшим ребенком в семье, и пыталась сделать все, что могла, лишь бы показать отцу, что его правила не приносят никакой пользы. Я приносила ему завтрак на плохих тарелках и только потом рассказывала ему об этом. Я думала, это докажет ему, что у дурацких правил нет смысла – он ведь смог работать после еды и не потерял сознание после первого проглоченного кусочка. Тем не менее, он никогда не видел в моих действиях любви. Он видел только акты вредительства.
Когда я пыталась указать на то, что если бы его правила действительно работали, он бы уже добился
И, поскольку Рэйн его поддерживала, постепенно он полностью отвернулся от меня. Я думаю, что моя сестра никогда не простит меня за это. Она прощала отца за правила. Может быть, она думала, что он ничего не может сделать, чтобы избавиться от них. Но она считала, что я должна была помогать их поддерживать – помогать ей, не поддерживать их все в одиночку.
Она была в ярости, когда я оставила Монток и поступила в колледж. В конце концов, она приняла противоположное решение после окончания средней школы и осталась с отцом. Но продолжала злиться, что я ушла, что не делала того, что – как дочери и сестре – мне нужно было делать, пока я находилась с ними: притворяться, что мой отец работает, пока наши жизни немыслимым образом подстраивались под его безумный режим.
Это и привело нас к нашим нынешним отношениям. Или, точнее, к их отсутствию. Это объясняло, почему мы видели друг друга в общей сложности пять раз со времени похорон нашего отца девятью годами ранее. В первый раз нужно было прослушать оглашение завещания. Не было денег, которые можно было разделить, остался только дом. Второй раз произошел в день моей свадьбы с Дэнни. Рэйн была его поклонницей. Скорее всего, потому, что им был и наш отец. В третий раз мы встретились в день ее свадьбы с отцом Сэмми. Он был профессором Саузхемптонского колледжа, в котором училась Рэйн, и это было наше лучшее воссоединение. Рэйн тоже была рада сосредоточиться на том, чтобы не ненавидеть меня. В четвертый раз родилась Сэмми. Отец Сэмми, который оставил беременную Рэйн ради другой студентки, к тому времени исчез. И в пятый раз мы виделись, когда Сэмми было два месяца. Дэнни работал над домом в Ист-Хэмптоне. Я сделала ошибку, сказав ей, что именно поэтому я пришла в гости. Она сказала, чтобы я ушла. Сэмми – восхитительный маленький ребенок, я крепко обнимала ее, когда она закрывала дверь перед моим носом.
Даже спустя столько лет, моя сестра все еще не знала, как простить меня за то, что она осталась в одиночестве справляться с нашим отцом. Думаю, она все еще хотела закрыть дверь и уйти.
Я же, наоборот, до сих пор не простила ей это. Я не простила ей уйму времени, впустую потраченного на заботу о нашем отце и его глупых правилах. Даже не смотря на то, что она была единственной матерью, которая у меня была и которая перестала заботиться обо мне.
Моя сестра думала, что я оставила ее. Но, если бы она обращала внимание на нюансы, то заметила бы, что это она отдалилась от меня.
Глава 19
Сэмми читала за завтраком свою книгу, абсолютно никак со мной не взаимодействуя.
Когда мы вернулись в дом, она поднялась на свой чердак, а я зашла в спальню, обнаружив там только что принявшую душ Рэйн, напяливающую свою рабочую форму.
Рэйн была старшим менеджером в Мейдстоуне – милой маленькой гостинице в Ист-Хэмптоне. Она работала там с двадцати одного года, начиная со стойки регистрации. Сейчас она практически управляла этим местом. В ее работе не было ничего плохого, кроме того, что это было неправильно для моей сестры. Во-первых: она ненавидела людей, а ей приходилось весь день иметь с ними дело. Во вторых: она закончила учебу под номером один в своем классе в Ист-Хэмптон и была не кем иным, как математическим гением. Ее принимали в Гарвард, и Принстон. Она могла бы пойти куда угодно и многого добиться. Она могла бы устроиться на работу в какой-то мозговой центр, где ей никогда не приходилось бы быть вежливой с кем-то. Она должна была пойти дальше.
Сестра скрестила руки на груди, ничуть не пытаясь скрыть свое презрение ко мне.
–Где Джина? – спросила она.
–Она не появлялась, – сказала я. – Тебе, действительно, лучше пересмотреть варианты для ухода за ребенком.
Она покачала головой, подходя к шкафу:
–Сэмми должна перестать врать мне.
–Как Томас?
–Он будет в порядке. – Она вздохнула, явно расстроившись и не заинтересовавшись обсуждением этого вопроса. – Она заставила тебя отвезти ее к Джону?
–Ага, – сказала я. – Карен МакКарти была там. Она весьма милая.