Призрачная любовь

Кури Александра

Девушка положила блокнот обратно. Что заставило этого человека так глубоко запрятать настоящего себя? «Если, конечно, это была единственная его скрытая сторона», – попробовала образумить себя Вера.

Следом хранительница нарисовала ручкой прямо на подарочной упаковке смайлик и отошла. Иннокентий упорно игнорировал то, что из начала двадцатого века он уже давно переселился в двадцать первый.

Психиатр разозлится – уже точно знала Вера, захлопывая за собой дверь его жилища. Но хранительница почему-то не могла отмотать назад. Ей

надо было как-то сказать соседу о том, что она видела. Ей нужно было знать, что скрыто за его очками, это была тайна, которую ей оставила прошлая Вера.

Это было одновременно трепетно, немного безумно и страшно.

Хранительница поспешила забаррикадироваться у себя допоздна Вера штудировала книги, пока не заснула. Из нахлынувшего как волна забытья ее вырвали звуки электрогитары.

Девушка подскочила и выглянула на улицу, забыв, что жила при больнице. Снаружи было холодно и темно, и не видно было обезумевшей рок-группы.

"Это от психиатра!" – вскоре сообразила Вера.

Очень странная месть.

Вера как очарованная не могла не попытаться выяснить, что это значит.

Накинув поверх пижамы осеннее пальто, девушка постучала в дверь соседа.

Открыли почти сразу же. Иннокентий был в белой рубашке и черных штанах от сегодняшнего костюма. Под горлом у него была повязана бабочка. В гостиной за его спиной ярко горел свет. Звуки гитары так и не утихли, становилось очевидно, что производил их вовсе не психиатр.

– Что случилось, Вера?

Ярко сверкнули стекла очков. Да чем он их обрабатывает?

– Это… откуда? – пробормотала девушка, щурясь.

– А! – Иннокентий обернулся через плечо. – Это мой гость. Иногда приходится потакать его вкусам. Итак, у нас есть еще один противник этой музыки. Проходи, сама скажешь Виктору. Мои слова для него пустой звук.

Иннокентий развернулся, на ходу распутывая бабочку свободной рукой. В другой у него был стакан, судя по запаху, с виски. В янтарной жидкости плескались кубики льда. Вера вошла, не понимая еще, что все это значит. Психиатр не мог быть так прост!

В комнате на диване расположился Виктор. Он с чувством ударил по струнам, когда девушка вошла.

– Вера! – с этими словами хирург прервался на мгновение.

Иннокентий поставил стакан на комод и улыбнулся краешками губ. "Так он умеет улыбаться", – неожиданно для себя отметила Вера.

– Ей тоже не нравится громкая музыка, – начал психиатр, вальяжно облокачиваясь на предмет мебели.

Виктор удивленно взглянул на анестезиолога.

– Что значит тоже?

– Она напоминает вопли гибнущих котов, – на сей раз психиатр уже улыбался во всю ширину рта.

– Иннокентий непрошибаем, я уже десять лет пытаюсь приучить его к современности, но хоть ты будь на моей стороне, Вера! – воскликнул хирург.

– С тех пор как он купил гитару, – закатил глаза психиатр. – Мне нет спасения!

Эта сцена вызвала в Вере такую теплоту, какой она давно не испытывала.

Ей

вдруг стало ясно почему Виктор именно в таком тоне говорил о психиатре – они приятели, которые накануне повздорили из-за нее. И это был примирительный жест. Психиатр позвал Веру к себе домой, признавая тем самым правоту своего жильца.

Иннокентий наполнил еще один бокал спиртным и протянул его гостье. Это разом был и ответ на ее вчерашние нападки: он не закомплексованный психопат.

Девушка села в кресло, на которое психиатр ей указал и какое-то время следила за непринужденным общением приятелей. Давно Вера не встречала тех, кто выбирает своим оружием ласку, а не агрессию.

Ответный выпад у психиатра вышел очаровательный. Это и было то, на что намекал хирург. Сто лет Иннокентий читал в душах, застать его врасплох можно было только неожиданностью, и Вера эти шансы уже исчерпала.

Несмотря на открытия, хранительница отлично провела время. Они с Виктором с радостью дуэтом проорали хиты восьмидесятых. Психиатр сидел в кресле и щурился как сытой кот. Временами Иннокентий критиковал лирику, но это было остроумно и смешно, а Виктор в шутку защищался, так что Вера хохотала, слушая их.

В четвертом часу хирург задремал в кресле. Тогда Иннокентий скрылся за одной из дверей и вынес оттуда плед. Им он укрыл гостя и обернулся к Вере:

– Пора расходиться, – это прозвучало мягко, но в то же время достаточно настойчиво.

Вера развернулась, ощущая себя странно.

Она помнила, что умела кружить головы при жизни, но с этим мужчиной все было не так. Это он дергал за ниточки, подсказывая ей что чувствовать, в то время как раньше так делала Вера.

– Спасибо за вечеринку, – сказала хранительница, думая о том, что очарованный ей мужчина сейчас коснулся бы ее руки, а вместо этого она хотела сделать это сама.

Ну что за глупости?

– Я представить себе не могла, что мертвяки вроде нас еще могут радоваться как нормальные люди.

Они стояли на пороге. Холодно блестели стекла его очков, и Вера вдруг ясно поняла: он с самого начала собирался оставить ее за дверью. Понравиться, втереться в доверие и не подпускать – обалденная тактика!

– Не за что, – спокойствие психиатра выводило.

Ложь побеждает только искренность. Вера положила пальцы поверх его ладони и произнесла:

– У тебя красивые глаза.

Иннокентий отдернул руку так, словно Вера плеснула в него кипятком.

Следом перед носом у хранительницы хлопнула дверь.

Сердце в груди отбивало явно сильно ускоренный ритм. Она чувствовала себя так, словно щелкнула по носу самому искусному манипулятору этого стационара, а может и всей столицы. Заставила Иннокентия показать настоящие эмоции.

И он этого так не оставит.

Но важным было не то, что Вера одержала верх в этой схватке, а то как она на это среагировала. По спине будто бы все еще пробегался электрический ток, сердце частило.