Призрачная любовь
Шрифт:
– Только не влюбись в него, дура, – прошептала хранительница себе под нос.
У нее было идиотское чувство, что та самая загадка, которая стоила сердца Иннокентию, встает во столько же любому, кто захочет разгадать ее.
Часть 5
Новый день начался как два предыдущих. Вера позавтракала остатками торта, потому что наконец-то ощутила аппетит. Психиатр на глаза не попадался. С утра на трезвую голову Вера решила, что ей ни к чему крутить роман со спятившим самоубийцей. Она собиралась нормально справляться с
Вера никогда не любила, потому что боялась любить – с этим откровением она вошла в корпус. Черт! Они ведь были похожи куда больше, чем Вере казалось.
Весь день в реанимации ей удавалось отлынивать от собственных обязанностей. Вера опять ничему не научилась, но никого и не убила. Стрелки часов медленно ползли к пяти вечера, и девушка отрешенно думала, что если так дальше пойдет, ей лучше переселиться из ординаторской, например, в подсобку, чтобы никому не мешать.
Наконец пробило пять. Вера покинула отделение и пошла принимать дежурство.
В комнате было холодно. Вера бросилась к окну и закрыла форточку. Отойдя от стекла, она какое-то время постояла, собираясь с мыслями. Почему же ее выбрали хранительницей? Ничего особенного, годного для медицинской службы Вера в себе не видела. Сплошные недостатки.
Хлопнула дверь и Вера обернулась. Там стоял Иннокентий в своем неизменном черном костюме, поверх которого был небрежно наброшен белый халат.
– Сдавать дежурство? – спросила она.
– Нет.
Иннокентий прошагал вперед и встал у противоположной стены. Вера неуверенно подняла на него взгляд. За сегодня она почти позабыла о психиатре, но сейчас черт его дери, становилось ясно, что он ей был небезразличен. Вера почему-то думала, что с ней поставят Виктора. Никак Иваныч оказался не таким уж отрешенным наблюдателем, как думала Вера.
Девушке стало неудобно. Она ведь оба раза намеренно пыталась вывести психиатра из равновесия. "Бездушная стерва", – вдруг вспомнила Вера чью-то характеристику себя и задохнулась. Похоже, в случае с ними обоими коса на камень нашла.
Психиатр в этот миг посмотрел Вере в глаза. Он совершенно точно был в курсе, кто она такая, но не позволил себе об этом распространяться. Вере захотелось выругаться на него за это благородство. Иннокентий защищал ее от самой себя.
– Прости, – пробормотала Вера.
Психиатр вскинул голову.
– Не в моих правилах отвечать жестокостью на жестокость.
– А Люба? – Вера не успела придержать эти слова.
– Ты ничего не знаешь об этом случае.
В этот миг в дверь вошел Михаил Петрович.
– Простите, со студентами задержался, – сказал он и со вздохом перевел взгляд с Веры на Иннокентия.
"Только не загрызите за ночь друг друга", – читалось на его лице. После этого Михаил Петрович положил на стол папку. В ней оказались отчетные документы по больнице.
– Ну все, я отсыпаться.
– Спасибо, профессор, – сказал Иннокентий, принимая у Михаила Петровича документы.
–
Вера улыбнулась. Странно, что они, духи, верили в те же приметы, что и работавшие в стационаре врачи. Перед дежурством нельзя никому ничего желать, иначе сглазишь.
Иннокентий выскочил за дверь, и девушка отправилась за ним следом. Психиатр словно бы назло ей ускорился.
– Что дальше?! – девушка остановилась в середине коридора.
Иннокентий встал в конце и пояснил оттуда:
– Я иду в свой корпус, ты – в свой!
– Но мы же должны вместе дежурить!
– Я дежурный невролог, а ты – реаниматолог!
Этот диалог выглядел абсурдно. Вера развела руками и позволила Иннокентию удалиться.
Следом она вернулась в реанимацию. И тут все пошло наперекосяк. В ночь обычно оставались два реаниматолога. Но один из них заболел, а Михалычу, который был Вериным куратором, позвонила жена и сказала, что квартиру затопило. Сама она была с детьми на даче, и приехать не могла. Второй реаниматолог сорвался с места, произнеся:
– Ну, Верочка, не подведешь, я в тебе уверен! Через три часа буду на месте, а сейчас надо имущество спасать!
После этого он исчез за дверью отделения. Вера осталась одна в ординаторской.
"Только бы ничего не случилось за эти три часа!" – произнесла она как заклинание. И естественно оно не подействовало.
Сестры сообщили, что скорая везет политравму. Вера кинулась к компьютеру и принялась читать все, что ей удалось найти по теме. Но в этот миг в двери отделения стали ломиться родственники. Сестры настояли на том, чтобы Вера вышла. За дверями отделения была дочь Петровой, старушки, поступившей с запущенным раком и прооперированной недавно. Говорили, она еще в хирургии задала докторам жару, обещая всех засудить.
А тут… Петрова умирала и вовсе не от того, что где-то ошиблись врачи. Ее организм слишком долго боролся с онкологией и вот, выработав свой последний резерв на экстренной операции, стал расходиться по швам. То состояние, в котором находилась Петрова, называлось предагональным. Михалыч все суетился вокруг нее, настраивал инфузию кардиотоников и параметры ИВЛ, но как-то по его глазам становилось ясно, что он знал итог лечения наперед: врачи не боги.
Родственница Петровой действительно оказалась ого-го! Первое время Вера ей отвечала, но как только увидела подъезжающую скорую с обещанной политравмой, все вылетело из головы.
– Вы меня вообще слушаете? – визжала эта дочь. – Вы маму мою чем лечите?
– Отойдите, – пробормотала Вера. – Больного везут.
– Я сейчас буду звонить в Минздрав!
– Пошла ты к черту! – рассвирепела Вера, вспомнив про свою функцию при больнице. – У меня человек в критическом состоянии поступает!
Так Вера осталась один на один с реанимацией, что было еще хуже озверевшей дочери Петровой.
Врачи скорой вкатили больную, и ординатор машинально расписалась в сопроводке, который подсунула ей фельдшер.