Призрачный Легион
Шрифт:
– Наверное, милосердие.
– Ага. Значит, в отношении тебя я немного ошибся.
– А ты, Линде?
– Справедливость.
– Kituno! («отлично» - венг.) А ты, Анджей?
– Не знаю.
– А если подумать?
– Милосердие. Наверное. Мне кажется это правильно.
Иштван кивнул.
– Все так. И что мы имеем? Ты, Лин, типичный ребенок - чистый и прекраснодушный.
– Это я-то?
– Ты-то. Зенон, как видно, уже нет, у него уже была возможность повзрослеть. А вот Анджей еще тоже ребенок - тяга к справедливости у него на лице написана, но он мудрый ребенок, он уже задумывается о том, как станет взрослым.
– Значит, по-твоему, получается, - насупилась я, - что раз Зенон за милосердие, то он уже не ребенок, значит, что-то плохое сделал, да?
– С твоей точки зрения, может, и нет, но он так считает. У него совесть нечиста.
– Да, - странно спокойно сказал Зенон, - нечиста. А у тебя, Иштван?
– А у меня ее нет. К чему? Особенно теперь.
– Совесть - это абстракция, - поддержала его Халька.
– Совесть - это Бог, - возразил Анджей.
– Это то, что удерживает нас от зла.
– А что есть зло и добро теперь?
– воскликнула Халька.
– Иштван прав. Совести у нас с ним нет, и на добро и зло мне наплевать. Я делаю, то, что хорошо мне. И моим друзьям. Остальное мне фиолетово. И никакая совесть меня не мучит.
– Правильно, - кивнул Зенон, - я немного завидую вам. У вас нет совести, и вам от этого не плохо. Вам все равно. А мне нет. И это меня мучит.
– Да что с тобой Зенон?
– удивилась я.
– Что у тебя может быть такого? В чем ты можешь быть виноват?
– поддержал меня и Анджей.
– Это что, тот, давний случай?
– Нет, конечно, нет. И не то, что я убивал в бою.
– А что еще может быть?
– настаивал Анджей.
– За что может мучить совесть?
– Зверство. Предательство. Трусость.
– Но это же не о тебе, - возмутилась я.
– А я и предавал и зверствовал, - жестко сказал Иштван.
– И многое другое. И что?
– И я, - сказала Халька.
– Я тоже считаю - я была права. У меня не было выбора. Но друзей я не предавала и никому не позволю предавать меня. За это убивают.
– Может ты и прав, - сказал Зенон тихо.
– Хорошо быть ребенком. Но может, это зло, эта вина, что внутри каждого взрослого… Они и нужны. Пока человек чист, он всегда на краю, он не понимает, что такое зло, пока не столкнется, не совершит ошибки. И не ужаснется. Но это ошибка… Она нужна. Она удержит, возможно, от других. По крайней мере, меня удерживает. Когда у меня возникает соблазн сделать что-то не так… Я вспоминаю мое преступление, мою вину, страх разоблачения. И меня это держит. И я держу зло глубоко в себе, справляюсь с ним. А ты Иштван позволил злу завладеть тобою полностью.
– И что. Мне это не мешает.
– Мне тебя жаль. Зло – это ведь слабость, унижение, страх. Всегда. Только добрые люди по-настоящему сильны и способны на борьбу. С собою, прежде всего. А зло – это всегда плыть по течению.
Когда говорит Зенон, мне хочется ему верить. Мне всегда казалось, что его слова - это единственная возможная и нужная мне истина. Но то, что говорил Иштван… Ребенок ли я? Неужели только потому, что у меня нет зла в душе?
========== 5. Той дождливой ночью… ==========
пришла в голову идея взять с собой и остальных рабов. Зачем, он толком объяснить не мог, он вообще был косноязычным, но что-то разумное в его предложении определенно было.
– Хорошо, - сразу согласился Зенон.
– Я возьму Эдриана. И попрошу Орлу дать нам Дэйва.
– Зачем?
– спросила я.
Ярослав пожал плечами.
– Он не станет сопротивляться, если с нами будут его друзья. Возможно.
– Вы боитесь его сопротивления?
– Не говори ерунды, - устало сказала Мив.
– Ему же будет лучше, если он не станет сопротивляться.
К нам подошли Орла и Зенон.
– Вы представляете!
– воскликнул Зенон возмущенно.
– Она его не дает. Ни в какую.
– Не даю, - подтвердила Орла.
– И мне все равно, что бы вы ни говорили.
– Ничего с ним не случится Орла, - со всей убедительностью сказала Маринка.
– Нет.
– Тебе жалко?
– Да, жалко.
– Его?
– Неважно. Все может случиться. Мив довела своего раба до побега, я уж не знаю чем. И если вы его схватите… ему плохо придется… а если не схватите - на ком будете отыгрываться? В любом случае Дэйви я с вами не пущу. И не просите.
Зенон тем временем привел своего Эдриана. Вид у того был встревоженный.
– Твой друг сбежал, - обратился к нему Ярослав.
– Мы едем его искать, и ты едешь с нами. Может, тебе придется поговорить с ним, чтобы он не наделал глупостей.
Эдриан отшатнулся. Даже в темноте было видно, как он побледнел.
– Я не поеду, - сказал он.
– Это еще что!
– воскликнула Халька.
– Если он еще тут будет…
– Подожди, - оборвал ее Зенон каким-то незнакомым голосом. Затем повернулся к Эдриану.
– Что ты сказал?
– Не поеду. Вы его убьете.
– Я ТЕБЯ убью, если будешь мне перечить. Думаешь, если я по-человечески с тобой обходился, ты можешь забыть, где твое место, ублюдок?
Зенон сгреб Эдриана за шиворот и швырнул по направлению к лошади.
– Не рассуждать!
– рявкнул он.
– Вернемся, я с тобой поговорю.
Халька насмешливо улыбалась.
– Я предупреждала, - сказала она тихо.
– С ними нельзя по-хорошему.
Орла взяла меня за руку.
– Пойдем спать, Марго.
Я подчинилась, все еще жалея, что не могу поехать с ними. Но они и так уже много времени потеряли, хотя сомнительно, чтобы Брюс мог уйти далеко.
Ярослав отъезжал последним. Он уже вскочил на коня, когда Мив тихо окликнула его.
– Яр!
– он оглянулся.
Мив стояла, скрестив руки на груди.
– Не калечьте его - сказала она.
***
Мне не хотелось ночевать в трейлере вместе с Виктором. Все остальные уехали, а его я немного побаивалась, хоть и любила. Поэтому в виде исключения я пошла спать на старое место, к Орле. Легла рядом с Гонораткой и Болеславом. В трейлере никто не спал, кроме Саши. Когда мы с Орлой вошли, она заворочалась, приподняла встрепанную голову и сонно спросила: