Призраки Пянджа
Шрифт:
— Ну лады. Добро. Пойдем, — отрывисто и нарочито решительно сказал он. — А то еще попортите улики на месте преступления.
— Так вы ж все там осмотрели. И нету никаких улик, разве не так? — обернувшись, сказал я с едва заметной, но нахальной улыбочкой.
Гречкин засопел.
— Пойдем-пойдем, — сказал он. — Только если че — со своим командиром сами разбираться будете. Я слышал, что он вам приказал лавочек не покидать.
— Да уж разберемся как-нибудь, — улыбнулся я.
В старом круглом фонтане журчала
— Ох и даст нам Таран по шее, если че, — кисло заметил Нарыв, осматривая площадку.
— Слава, я тебя сюда в шею не гнал, ты сам пошел, — сказал я с улыбкой.
— Куда все — туда и я, — недовольно заметил собачник.
Когда я сообщил пограничникам свою идею, Мартынов с Уткиным тут же согласились помочь. Алим неуверенно воздержался, поглядывая в сторону ДК, куда ушел Таран.
А вот Нарыв с Сагдиевым стали упираться.
— Я вас в шею не гоню, — аналогично ответил я им. — Не хотите идти — сидите тут.
И они сидели. Правда, недолго. Не выдержали пограничники вида собственных товарищей, уходящих в глубь парка в компании милиции, но без них самих. Почувствовав себя отщепенцами, Нарыв с Сагдиевым быстро нас догнали и присоединились. При этом Нарыв принялся постоянно ныть о том, что у нас из-за такой «самодеятельности» будут проблемы. Правда на его нытье никто уже особо внимания и не обращал.
— Вот тут, по всей видимости, все и случилось, — сказал Гречкин, фонарем подсвечивая одну из лавочек у фонтана.
Здесь было сорно. «Дембеля» нащелкали себе под ноги семечек, раскидали фольгу от сыра «Дружба». Тут и там валялись бычки сигарет, а также пустые мятые пачки.
Пограничники принялись задумчиво осматривать место. Мартынов присел на корточки, взял один бычок, стал крутить его в руках.
— Видите? Ничего такого, — вздохнул Гречкин. — Мусор как мусор. Ни орудия преступления, ни следов, на которые можно было бы опереться. Ни тут, ни по всему парку. Эти сволочи дядку зарезали и тут же убежали.
— Давно вы работаете в милиции, братцы? — спросил я с ухмылкой.
Гречкин нахмурился. Ребята-милиционеры переглянулись.
— А какая разница? — недовольно кивнул мне Гречкин.
Я ему не ответил. Вместо этого спросил у Мартынова:
— Витя, че скажешь?
— Да, курево у них было так себе, — сказал он. — «Прима», «Беломорканал». «Астра».
Он взял мятую пачку, показал милиционерам и добавил:
— Я б на дембель ничего хуже «Космоса» курить не стал бы. Не солидно. Не по чину.
— А ну, дай-ка… — насторожился Гречкин. — Дай пачку.
Мартынов встал, передал мятую пачку из-под сигарет милиционеру. Тот внимательно осмотрел ее.
— Не местная.
— Что, не местная? — удивился Нарыв.
— «Астра». Не местная
— Видать, наши «дембеля»-то — залетные, — улыбнулся я.
Потом заметил, что Вася Уткин внимательно осматривает мусорную урну, стоящую у лавки. Зыркнув на худощавого милиционера, он совершенно без стеснения, как так и надо, полез внутрь и достал оттуда сверток мятой газеты. Принялся его разворачивать.
— Сухари барадинского хлеба, — сказал он, взяв из свертка газеты большую крошку и выкинув ее прочь. Потом опасливо понюхал. — Килька в томате. С собой, видать, привезли.
— Непохоже это на местную закуску под алкашку, — задумчиво сказал Сагдиев. — Больше сухой паек напоминает.
Гречкин сделал задумчивое лицо. Нахмурился. Кажется, он начинал медленно понимать, что кое-что молодые и неопытные милиционеры все же пропустили. Но окончательно это осознание пришло к нему, когда Мартынов вытащил из-под лавки очередной бычок.
— Гля, — сказал он мне, демонстрируя недокуренную сигарету.
Я взял окурок из рук Мартынова. Старший сержант поднялся, отряхнул руки.
— Не видал я, — сказал он, — чтобы местные так курили.
— И правда, — сказал Гречкин, тоже осматривая окурок в моих руках, — местные так не курят.
А все потому, что на сигарете остался одноразовый фильтр из коричневого картона.
— Тут такого не встретишь, — продолжил Гречкин. — Здесь обычно мундштуки сами, из газеты делают.
Уткин зашуршал газетой. Развернул ее и отряхнул от оставшихся крошек. Я заметил, что вместе с ними из нее выпало что-то. Это была какая-то белая бумажка.
Тогда я поспешил поднять ее и стал разворачивать.
Уткин грузно прошел к Гречкину. Сказал:
— Подсвети-ка.
Гречкин направил луч фонаря на газетную страницу.
— «Московский комсомолец», — проговорил он, — понедельничный выпуск.
— И газета-то не местная, — сказал Сагдиев.
— Не местная, — согласился Гречкин.
Я тем временем развернул бумажку. Тоже поднес ее под свет. Это был маленький блокнотный листок. На нем я заметил буквы и цифры, выписанные в столбик. Часть из них была зачеркнута, часть обведена кружками. Другие оставлены как есть.
— А что скажешь на этот счет? — спросил я Гречкина.
Тот насупил брови, сначала посмотрел, а потом взял у меня из рук бумажку.
— Да черт его знает… — сказал он немного погодя. — Цены что ли? Или расписание автобусов? Не пойму.
— Шифр, — буркнул Сагдиев у меня из-за плеча, — похоже на шифр.
— Верно, — я кивнул. — Причем обратите внимание на буквы. Это не кириллица.
— Не кириллица? — удивился Гречкин. — Да, вроде, она. «А», вон «В».
— И «Я» в другую сторону, да? — я хмыкнул. — Либо наши «дембеля» совсем безграмотные, либо это латинская «R».