Призвание: маленькое приключение Майки
Шрифт:
— Нет, слушайте! А это по закону? — десятилетней школьнице не нравилось, что лысый умник потешается над народом.
Никифор посерьезнел.
— Не запрещено. Конечно, остановить прогресс невозможно. Трудность в том, что иногда он разгоняется до таких скоростей, что способен нанести вред. Если человечек посвящает себя дару слишком рано, то он рискует перестать быть человеком.
— Как это?
— Именно так: дароносец есть, а человека в нем — почти не осталось. Давай представим себе такую историю. Майка Яшина показывает исключительные
— Здорово! — воскликнула она. Математический талант ей, вот, ну, совсем бы не помешал.
— За отличные успехи ее досрочно переводят в пятый класс, затем в шестой-седьмой… И вот она — от горшка два вершка, а уже школу закончила. На Майку Яшину все смотрят, ею гордятся, ей завидуют, ее носят на руках.
От новых перспектив голова девочки слегка закружилась.
— …любые задачки Майе по плечу. Дар математика расцвел в ней так, что ради Яшиной собираются ученые конгрессы, и весь научный мир наперебой предлагает ей свои кафедры, гранты и первые премии. «Пифагор двадцать первого века» — так теперь ее называют.
«Нет, математику надо подтянуть», — мелькнула у Майки задняя мысль.
— Надо-надо, — покивал чуткий Никифор. — Математика — чудесная наука, как, впрочем, любая другая, если имеешь к ней неподдельный интерес. Если занимаешься ею не для галочки… Но вот в чем беда. В случае с новоиспеченным гением Майкой Яшиной-Пифагор наблюдается одна трудность. Математические задачки наша особа решает легко, а поход в магазин составляет для нее серьезную проблему. Яшина-Пифагор не знает, что любит кушать на завтрак. Она одевается лишь бы прикрыться. Она принимает душ потому только, что запах пота отвлекает ее от любимой науки.
Майка брезгливо поморщилась.
— Друзей у нее нет, потому что по-человечески разговаривать она не научилась, — Никифор рисовал жуткую картину. — Мальчики никогда не дарили ей цветов, не писали стихов в ее честь, не дежурили под балконом. Мимо нее прошли и школьные балы, и студенческие дискотеки. Она не знает как весело бывает на классных экскурсиях, как здорово ходить с подружками в кино и встречаться в кафе, чтобы обсудить самые глупые глупости. Служение дару, начавшееся слишком рано и безоглядно, вытеснило из ее жизни все остальное. В смысле математическом Майка Яшина — крупнейшая величина, а по-человечески?
— Ноль без палочки, — буркнула Майка. Блистательный путь, который Майка себе так живо представила, вдруг потускнел.
— Или «пятерка», если считать с другой стороны, — добавил Никифор. — Пифагоровы штаны на все стороны равны. Есть такое математическое правило. И оно справедливо не только для математики, — бородач был серьезен. — Наш «Детский мир» пытается сделать человеческий размер дароносца равным его дару. Чтобы все стороны были одинаково развиты — и душа, и тело, и поступки, и мысли. Для этого мы часто вынуждены тормозить развитие большого таланта.
— И как же?
— Сколько даров, столько и способов.
— «Даровит телом», — повторила Майка, пытаясь прояснить смысл. — Как это?
— Непросто. Телесных гениев очень немного. Они способны совершать своим телом чудеса: дивно танцуют, выступают в цирке, ставят спортивные рекорды, красуются на подиуме. Великие балерины, легендарные спортсмены, чудесные циркачи и знаменитые манекенщицы — все они имеют телесный дар.
— И манекенщицы? — Майка не поверила.
— Да, и манекенщицы, — кивнул Никифор. — Необычные черты лица, грациозная походка и незабываемый шарм — это дается далеко не каждому. Красота — великий дар, — мечтательно произнес чудак, на глазах у Майки уносясь мыслями куда-то высоко-высоко.
Он замурлыкал танго:
— Гаргамелла, Гаргамелла В мир искусств за тобой жажду я. Мчусь к тебе я каравеллой, Опьяненный тобой — Арманьяк…Мотив был стар, слова нелепы, но пение было столь чарующим, что не проникнуться было невозможно.
— Ах, — только и смогла выдохнуть Майка. Она нечаянно подслушала что-то очень взрослое.
— А математику подтяни, — очнувшись, подчеркнуто сухо сказал Никифор. — Витать в облаках, конечно, хорошо, но не до такой же степени…
Девочка смущенно засопела.
Детина-мальчик-Васенька
До них долетели звуки горна. Длинный, короткий, два длинных.
Они сообщали что-то странное:
— Ы не на-до.
— Кончилась, — сказал Никифор.
— Кто? — спросила Майка.
— «Справедливость» кончилась.
И разлетелись шорохи — с колбасой или без, сотрудники «Детского мира» возвращались к своим нелегким трудам.
— Пи-ла по-ет, — напоследок сообщил на своем языке горнист, выдув один короткий гудок, два длинных и еще один короткий.
Никифор фыркнул.
— Вот ты говоришь, что детей не видела, а как же детина-мальчик-Васенька?
— Кто такой? — спросила Майка.
— Наш горнист! Толстяк с дудкой. Наше вечное дитя. Мы распознали в нем дар пионерского горниста, взяли на воспитание, как сына полка, а горны — раз! — и вышли из употребления. Не нужны никому ни пионеры, ни их трубы. Мальчик Васенька вымахал в детину, а что с ним делать? — Никифор вопросительно поглядел на Майку. — Теперь он работает у нас объявителем. Дудит, если что-то важное случается.