Призванный. Возможно, баллада.
Шрифт:
Постепенно проясняется, что стоим мы на дне круглого колодца с округлой же сердцевиной, соединенной кирпичной перемычкой с обводной стеною справа. Слева круто загибающий вправо проход, который приводит нас, хотя и с обратной стороны, но к той же самой перемычке.
Что за черт? Извиняемся – совсем не к месту помянут.
Задирая голову, присматриваемся повнимательней. У входа совершенно темно, видимо, сверху в этом месте сплошное перекрытие. Свет начинает брезжить дальше. На внешней и, напротив – на сердцевинной – стенах проглядывают симметричные выступы. Чем дальше, тем выше.
Понятно. Восходящий настил винтовой лестницы. Но в
Типично интеллигентская привычка – пускаться в философские извивы и филологические изыски, когда надо прыгать.
Какой университет кончали, дружище Брайан? Оксфорд или Кембридж? Что вы говорите, Гейдельберг? То-то я дивлюсь, отчего у вас вся рожа в шрамах. Двадцать семь дуэлей? А прямо сейчас будет двадцать восьмая? Прошу простить великодушно, спешно отзываю свои последние слова обратно…
Да-да, однако прыгать-то по-прежнему надо.
Но прыгать с вытянутыми руками в темноту наверху, не видя точно, где начинается обрез перекрытия? Хруст пальцев отчетливо слышен заранее.
Что ж, придется карабкаться, никуда не денешься. В раскоряку, с одновременной опорой на обе стены, то руками-ногами, то спиною-ногами, пытаясь правой рукой нащупать над головою закраину. Наконец, удается во что-то вцепиться.
Подъем переворотом отбрасываем сразу – оценить, наверняка, некому. Да и с нашим текущим показателем ловкости может не получиться. А было бы классно. Снизу, из кромешной тьмы, откуда уже века никого не ждут, вымахивая на руки и почти без паузы переходя в кульбит с полуоборотом и зафиксированным приземлением на обе стопы – оба на! – Брайан.
Ладно, прибережем на будущее. Бог даст, возможность блеснуть еще представится.
Пока же исполняем медленный, вкрадчивый, выход силой, готовые в любой момент разжать пальцы и обрушится назад в темноту. На тот невероятный случай, если наверху все же кто-то есть, повернут к провалу лицом и посему, будучи с бодуна, или элементарно с испугу, может запросто заехать нам навстречу сапогом в рыло. Мы бы на его месте именно так и поступили, а как еще прикажите в подобных обстоятельствах реагировать? Обстали беси мнози, свят, свят…
Но наверху, естественно, никого нет. Давно. Но не триста лет. И хорошо, кстати, что мы не рискнули пойти на кульбит. Могло кончиться переломом ног. Кирпичное перекрытие описывает горизонтальное полукружие, а над ним, все выше и выше, с выступа на выступ, от стены к стене, переброшены посеревшие от старости, но еще не иструхлявившиеся доски. У подножия этой зигзагообразной винтовой лестницы брошена некая жердина, явно чтобы опираться на стены при восхождении. Надо полагать, тот, кто упорно перся наверх, вернулся обратно тем же путем.
Берем в руки жердь, чуть перебираем пальцами, отыскивая центр тяжести. Можно попробовать пройти с балансировкой.
Давай, Брайан, не тормози.
Доски качаются, прогибаются, но держат. И не будь необходимости смотреть под ноги, голова бы, наверное, не кружилась. По крайней мере, на первом обороте. Затем нас начинает вести по часовой стрелке даже при закрытых глазах. Приходится опираться на стену внутреннего цилиндра, временами наваливаться, переводя дух. С каждым кругом становится все светлее, и вот из-за поворота показывается проем, залитый солнцем. Кажущийся особенно ослепительным оттого, что внутренние стены и низкий потолок верхнего
Крыша рельефом напоминает глиняный отвал, усыпанный строительным мусором и поросший, главным образом, лебедой да кой-где ползучими кривыми березками. Глину, вероятно, нанесло пылью с соседнего карьера, семена из леска, а вот строительный мусор местного происхождения – от развалившихся фронтонов, треугольно венчавших некогда все четыре фасада. Теперь от них сохранились лишь фрагменты.
Передвигаться тут следует с осторожностью. Своды церкви, как запомнилось нам, вовсе не горизонтальны, и в какую сторону поползет насыпной грунт под ногой, не вдруг угадаешь. Прямо напротив основного выхода из колодца – высокий барабан с узкой удлиненной ротондой вознесенной колокольни. Восточнее его другой, более массивный, поддерживающий главный купол храма. И вот на нем креста совсем нет. Лишь сиротливо покосившаяся маковка.
Не за ним ли лез сюда наш упорный предшественник?
А ведь точно, больше не за чем было.
Богоносный народ. Ну куда теперь можно пристроить купольный крест? Однако ж приперся, издалека, с досками на горбу, как-то забросил их наверх, настелил извилистый путь, вскарабкался на свод, раскачал и вывернул с корнем. Взвалил на спину и потащил.
Поворачиваем голову.
Вон по той дороге, поддерживая закинутыми на перекладину руками, и тащил его, сгибаясь под тяжестью. В этом тоже какая-то приговоренность.
Хотя нет, чересчур красиво, да и морда у него, прямо отсюда видно, больно уж хитрая.
Лошадью он правил. Сидя боком, встряхивая вожжами и чмокая толстыми губами. Доски были за спиной навалены. Забрался на крышу, крест заарканил петлей, сбросил конец веревки. Спустился, привязал к заднику и, нещадно нахлестывая бедную животину, стянул с купола. Потом на той же телеге и увез. Может, даже знал куда.
Но не совсем же бесследно исчез. Должна сохраниться хотя бы легенда. Герострата и того скрыть не удалось. А из мифов о Сизифе чуть ли не антологию можно составить.
Ладно, никуда он не денется.
Переступая по грудам замусоренной глины, доходим до круглого подножия колокольни. Заглядываем в затемненный проем. Такой же колодец, но более узкий и ныне уже без сердцевины. Колонна, исполнявшая ее роль, развалилась и осыпалась, подняв при этом уровень дна чуть ли не на метр. Взбираемся на холмик и поднимаем лицо.
Винтовой лестницы, опиравшейся когда-то на еще торчащие из стены кирпичи, конечно же, давным-давно нет. Верхнее перекрытие барабана, служившее заодно и полом ротонды, тоже нашего прихода не сумело дождаться. Остался, правда, неширокий, вмурованный в ее основание, кольцевой каменный козырек, на котором деревянный настил в свое время и держался. Но он метрах в пяти над головой. И именно над головой – не над подножием башенки и даже не над нашими подошвами. Еще выше в сквозной дыре виднеется колокол, который откровенно кажет язык. Вид строго снизу. С кончика языка свисает охвостье какого-то вервия, да не простого, а круто, знать, просмоленного, коли до сих пор не отгнило.