Про человека с Эпсилон Кассиопеи
Шрифт:
35
Белов действительно выглядел не очень. Бледный, с синими кругами под глазами. А в самих глазах какая-то потерянность. Будто он уже вовсе не он. Четыре_пи пожал его вялую руку…
— Старик, что с тобой? — ему нравилось это не соотносящееся с действительностью — «старик».
— Да все нормально, — пустым голосом отозвался Иван. — Устал, наверное.
— Ну так выходной у тебя! — ободряюще воскликнул Коля. — К тебе товарищи пришли. Давай-давай, долой
Белов вскинул голову, хотел что-то сказать, но промолчал.
— Может ты влюбился? — спросил Четыре_пи и тут же вспомнил Свету… Вернее сначала он вспомнил ее, а потом спросил.
Иван хлопнул ресницами, в его глазах на мгновение появился фокус. Он вдохнул и снова потух.
— Да вы проходите, чего в дверях стоять, — сказал он тоном, которым обычно информируют, что гостям не рады.
В распоряжении доктора находился полноценный дом, с двумя комнатами и большой кухней. Райздрав от щедрот выделил: о молодых врачах пеклись, привлекали жилплощадью. Поэтому посиделки обычно назначались здесь.
Стараясь не обращать внимание на отсутствие радушия, гости прошли на кухню, служившую гостиной, и водрузили на стол авоськи с продуктами.
— А елка где? — Коля стал озираться вокруг.
— Нету елки, — пожал плечами хозяин. — Елка это пошло.
— Елка — это празднично.
— Да какой тут праздник. Все это сплошное мещанство, — в Белове прорезалось раздражение. — Сборища эти на кухне… болтовня за водкой. Все вздор!
— Погоди, — мягко сказал Четыре_пи. — Ты же сам нас пригласил.
И даже обрадовался. Сейчас Белов укажет им на дверь, и он вернется к Светлане.
— Пригласил? Я? — доктор вскинул бровь. — Ну пригласил. Ну и что.
— А то что давай на стол накрывать, — Коля стал опустошать сумки.
— Вот я и говорю, мещанство, — Ваня немного залиловел. — Посидели, потрепались, разошлись. Это не праздник… это чертовы будни. Новый год нужно отмечать на полярной станции, на вершине Эльбруса, в Беловежской пуще…
— Интересно, а чем тебе колхоз им Гайдара не угодил? — перебил Кузнецов.
— ААА, нечего с вами разговаривать, — с досадой сказал Белов и несколько мгновений смотрел на выгружаемые бутылки водки. — Вот почему нужно обязательно пить?!
— Ты же сам просил три пузыря, — укорил Николай. — Мы ж культурно — по единичке на брата.
— Вот правильно Ленька говорит, — устало отмахнулся Белов. — Мы алкоголики. Нас уже не спасти. — Он вдруг тяжело уставился на Четыре_пи. — Игнатьев, ты что-то такое знаешь, правда? Что-то такое про всех нас знаешь…
Четыре_пи от неожиданности вздрогнул.
— Что ты имеешь ввиду?
Белов отвел глаза, вздохнул и присел на стул.
— Не знаю, Леня… Но вот мне кажется, что ты знаешь. Какая-то чертовщина вокруг творится. Полная чертовщина.
— А
— А давайте все-таки на стол накрывать, — попросил Кузнецов. — Мы так вообще ничего не успеем.
— Вот видишь, — вдруг взвился доктор, теряя остатки безразличия. — Вот они друзья! Жрать приходят! Пить им подавай! А как выслушать, понять…
— Да, ладно-ладно, чего ты взъелся то?! — примирительно дал задний ход агроном.
Четыре_пи подошел к Белову почти вплотную и положил руку ему на плечо. Где-то однажды по телевизору он видел, что так делают. А затем посмотрел в глаза и серьезно, тепло и уверенно произнес:
— Рассказывай.
И Белов тут же потерял воинственность и почти всхлипнул.
— Ребята, кажется я с ума схожу… Несколько дней назад привезли больного. Вроде был инфаркт, я это точно помню… А потом как в тумане. Помню операционную, но очень смутно. И там… — Он сглотнул. — И там жуть какая-то.
— Ну какая такая жуть? Не томи! — воскликнул Кузнецов.
Белов покрутил головой, растер виски, словно стараясь сбросить наваждение. Затем нашел на столе какую-то неведомую точку и потерялся в ней. Четыре_пи решился и легким импульсом вывел Ваню из транса. Тот встряхнулся, его глаза больше не смотрели сквозь.
— Жуть, — медленно повторил он. — Я прооперировал больного. Сделал настоящую торакальную операцию с протезированием верхнего участка аорты…Это сделал я, — Белов сказал это утвердительно, но с сомнением.
— И что? Помер? — участливо поинтересовался агроном.
— Кто помер?
— Как кто… Больной.
— В том то и дело, что он жив и быстро восстанавливается, — тихо сказал доктор.
— Тогда в чем жуть? — недоуменно спросил Коля.
— В том, что я не мог, не мог сделать такую операцию! — почти закричал Ваня. — Я даже не помню, что там было…
— Ну а кто еще мог это сделать? Маргарита? — Коля говорил мягко, словно добрый родитель.
— Вот, он! — доктор внезапно пальцем указал на Четыре_пи. — Он все видел. Он!
Кузнецов с Четыре_пи переглянулись. Коля понимающе подмигнул.
— Ты же был там, Леня! — надежда в его голосе была какой-то грустной и торжественной. — Скажи, ты же был там?
— Когда привезли больного, я был с тобой больнице. Маргарита Алексеевна опоздала на пересменку. Ты сам все сделал, Ваня. Как ты мог забыть?
— Как я мог забыть, — горько усмехнулся Белов. — Да как я вообще мог это сделать. Я бы даже не диагностировал аневризму… Я ведь думал, что это инфаркт.
— Да, ты так думал сначала, а потом сделал ЭКГ, — словно растолковывал Четыре_пи. — Кардиограмма инфаркт не подтвердила. Ты предположил осложнение аневризмы…