Про человека с Эпсилон Кассиопеи
Шрифт:
Четыре_пи развернул пакет и вытащил коробку с игрушечным грузовиком. Изделие на взгляд пилота второго ранга выглядело самым примитивным образом. Материалы, детализация и функциональность не выдерживали никакой критики, но предложение детского отдела в сельпо было ограниченным.
— Держи.
Кеша сделал несколько неуверенных шагов. Носки колготок немного сползли и волочились плоскими бордовыми пустотами.
— О, спасибо, дядя Леня, — мальчик принял коробку и с любопытством посмотрел на картинку. — Ой, теперь у меня две таких машинки.
Мда,
Наталья Михайловна хмыкнула и потрепала сына по голове.
— Кеша, я же тебе говорила переодеться. Смотри, споткнешься сейчас.
— Мы потом превратим машинку в настоящую, — пообещал Четыре_пи.
— Плавда? — глаза мальчика еще больше расширились и все остальное исчезло… Только эта вспыхнувшая, как заря на далекой Эоле, надежда… Интересно, а я смогу когда-нибудь так смотреть… Что мне мешает ТАК посмотреть. Ничего лишнего. Мальчик прозрачен… Его можно видеть насквозь, не применяя никаких психовизуализаций.
Четыре_пи присел на корточки, стараясь максимально уравнять рост с ребенком.
— Правда. Обещаю тебе. Я немного разбираюсь в машинках.
Надежду накрыла радужная пелена, и осталась чистая вера. Эмоции ловились как титры на древнем мониторе… Ясно, понятно, без искажений.
— Кеша, ступай, — сказала Наталья Михайловна.
Мальчик послушно кивнул и, бережно прижимая коробку к себе, исчез в другой комнате.
— Спасибо вам, Леонид Дмитриевич, — она звучала все также мягко и потому непривычно. — Но право, не стоило.
— Я так не считаю. Стоило. И еще как. — Четыре_пи вытянулся. Учительница без поддержки своих обычных каблуков сейчас еле доставала ему до подбородка. — У меня и для вас подарок, — Он не на шутку переживал, что кто-то ей уже подарил что-то подобное, и поэтому чувствовал какую-то кислую неуверенность. — Вот, держите.
Маленькая зеленая коробочка с духами «Наташа» с запахом неведомого амбре оказалась в руке Натальи Михайловны.
— Я подумал… — Четыре_пи сглотнул, — Что название очень подходит.
Девушка молча крутила коробочку в ладони, смотря куда-то в сторону. И молчала. И молчание это было затянутым, будто кинутый в колодец камень никак не мог долететь до дна. А Четыре_пи все ждал всплеска.
Наконец она открылась, и он различил оттенки хорошо спрятанной радости.
— А у меня для вас ничего нет, — сказала она, совсем не стараясь придать своему голосу виноватый окрас.
— Ничего и не нужно, — хоть и реакция была немного другая, чем он рассчитывал, последовало облегчение. — Сегодня ведь я Дед Мороз.
— Спасибо, Леня, — вдруг произнесла она совсем тихо. — Мне правда очень… приятно. Не ожидала…
И он вспомнил, что такой же взгляд только что видел у Кеши. Все открыто и ясно. И чтобы не испугаться этой ясности, спросил.
— А почему у вас тут все так громко?
— А, это баба Вера, наша хозяйка, — улыбнулась учительница. — Туговата на ухо. Вот и смотрит телевизор на полной громкости. Мы уже привыкли. Но, порой, невыносимо становится…
Как раз в этот момент в соседней комнате послышалось шарканье, и в проеме двери возникла сухонькая бабулька, согбенная годами и радикулитом, в очках с толстыми линзами, с широким цветастым платком на плечах.
— Здравствуйте, — вежливо и достаточно звучно сказал Четыре_пи.
Глаза за линзами мигнули, расширились и быстро просканировали пространство.
— Жених? — поинтересовалась она скрипуче, непонятно к кому обращаясь.
— Коллега по работе, — спешно заверила Наталья Михайловна. — Это наш учитель математики и физики Леонид Дмитриевич.
— Митрич, значит, — прошамкала бабуля. — А с виду жених женихом.
— Ой, что вы, баба Вера. Вечно вам женихи мерещатся, — Наталья смущенно посмотрела на Четыре_пи. — Мы просто друзья. Леонид Дмитриевич зашел нас поздравить с наступающим.
— Да, да, — Четыре_пи вдруг поймал себя на мысли, что оправдывается. — И вас, баба Вера, с праздником. Здоровья, благополучия…
— Здоровья давно нет, — бесцеремонно перебила бабулька. — С благополучием… Что это за слово такое… благополучие. Если про блага, так это одна пенсия. Ее государство выделяет. Да и вот, Наташка квартирантка, помереть не дает. Кстати, а чего ты гостя в дверях держишь?
— А это потому что я уже ухожу, — Четыре_пи опередил объяснения Натальи Михайловны. — Я на минутку забежал. Меня ждут.
— Кто? — без церемоний поинтересовалась баба Вера. Ее зрачки, увеличенные в линзах, казались жерлами плазменных пушек.
И все остановилось в ожидании ответа. Повисло. И тот же вопрос перетек в Наталью Михайловну и застыл в линиях ее расправленных и напряженных плеч. Четыре_пи хотел сказать, что ему нужно домой. Или что он бросил друзей на время. Но это была неправда, а неправду он не любил.
— Сорокина Светлана, — он произнес имя непроизвольно тихо, словно опасался потревожить ее где-то ждущую сейчас. И тут же заметил, как вздрогнули ресницы учительницы, как еще больше напряглись ее плечи.
— Ась? — баба Вера поднесла ладонь к уху.
Наталья Михайловна уже была прежней. Словно вырванной, вырезанной из текущей трехмерности. Чужой и неприступной. Королевой на троне среди пустыни.
— У Леонида Дмитриевича дела, — громко и ровно сказала она. — Спасибо за подарки. Спасибо, что зашли.
Четыре_пи будто споткнулся. И стал искать свои промокшие ботинки. Они стояли рядом, но он беспомощно шарил в другой стороне. А ведь я хотел у нее что-то важное спросить. Она должна знать. Она учит детей чувствовать, понимать… Все же наверное описано в этой самой литературе. Слишком по-человечески. Слишком многое я ощущаю, а должен игнорировать, пропускать, не касаться. И только лишь делать вид, что меня волнует что-то. Только лишь делать вид. Почему же я окунулся и не отринул… И стал всем этим. Почему я теряю контроль над пульсом…над координацией… Почему мне хочется провалиться сквозь этот скверный дощатый пол… И где эти чертовы ботинки?!