Пробуждения
Шрифт:
Роза Р., пробудившись, оказалась в 1926 году. Это был только ее 1926 год, и ничей больше. Фрэнсис Д. вспомнила свою дыхательную идиосинкразию, и это была ее личная, неповторимая и уникальная идиосинкразия. Мириам Х. во время кризов переживала (галлюцинаторные) воспоминания об «инциденте» из прошлого, ее личного, и ничьего больше, прошлого. Магда Б. в своих личных и неповторимых галлюцинациях видела мужа, чувствовала его присутствие, его отсутствие, чувствовала его неверность, и это был только и единственно ее муж, и ничей больше. Какой абсурд — называть эти феномены побочными реакциями! Или воображать, что можно понять их природу, не прибегая к ощущениям и личности, к целостному строению личности и конституции каждого отдельного больного [Анамнестическая мощность леводопы является одним из самых примечательных ее эффектов, тех, которые (в их исходном, платоническом смысле) наиболее явно и отчетливо указывают на природу «пробуждения». Качество воспоминаний, индуцированных леводопой,
Мы не сможем понять природу таких реакций без обращения к личностной природе каждого пациента. Мы не сумеем постичь эту природу, не обратившись к природе мира: таким образом, нам придется понять (то, что когда-то знал каждый), что строение природы, да и всех природных явлений, исключительно сценично («Весь мир — театр…») и являет себя во всей своей красе при всяком удобном случае: «Пусть весь мир будет фальшивым и театральным, но пусть ты будешь единственно тем, что собой представляешь, и играй роль только самого себя. Вещи не могут выпрыгнуть из своей природы и не могут быть или не быть вопреки своей конституции». Об этом напомнил нам триста лет назад наш метафизический доктор сэр Томас Браун.
Человек обладает, и это верно, целым рядом натур, которые в своей слитной цельности и образуют то, что мы называем единой природой этого человека. Этот пункт был затронут Лейбницем в его знаменитом примере «альтернативных адамов». Этот феномен с особой отчетливостью и ясностью проявляется в ответах на прием леводопы. Так, Марта Н., когда ей пять раз начинали повторно назначать лекарство, демонстрировала пять различных по форме ответов. Все эти ответы отличались сценическим единством [Содержание сценического(или «органического) единства радикально отличается от единства логического(или механического), хотя последнее ни в коем случае не противоречит первому. Из наблюдений известно, что собаки «любят общество» или «нуждаются в обществе», и человек (если у него есть собака) чувствует, что общительность собак есть нечто исключительное и первичное, то, что нельзя свести к «рефлексам», «побуждениям», «стимулам», «инстинктам» и т. д. Хотя это именно то, чем занимался Декарт, — отсюда замечание Шеррингтона о том, что Декарт пишет так, словно никогда не имел и не любил собак, а вся картезианская физиология есть наука, лишенная присутствия собаки, дружелюбия и жизни.] в их неповторимом своеобразии. Эти ответы представляли собой пучок или букет «альтернативных Март», хотя одна из них была на голову выше других, была наиболее полной и самой реальной, и это — как она сама прекрасно знала — было ее истинное, реальное «я». В случае Марии Г., страдавшей глубокими шизофреническими расстройствами, ответ на назначение леводопы оказался более сложным и трагичным, ибо истинное «я» Марии Г. явило себя всего лишь на несколько дней, перед тем как раскололось и было вытеснено роем мелких «я» — миниатюрных, патологических имитаций ее подлинной личности [Тенденция к избыточности и тенденция к расщеплению отчетливо отделены друг от друга (хотя оказывают друг на друга взаимное влияние). Избыточность и расщепление — это фундаментальные тенденции, присущие заболеванию. Подобные расщепления поведения (или, пользуясь павловским термином, «срывы высшей нервной деятельности») наблюдают у всех организмов, подвергнутых напряжению или стрессу, выходящему за определенные пределы. Этот предел вариабелен, как и уровни, на которых происходит
Таким образом, мы приходим к более глубокому и полному понятию «пробуждения», охватывающему не только первоначальное «пробуждение» на фоне приема леводопы, но и все остальные пробуждения, которые происходят впоследствии. «Побочными эффектами» леводопы надо считать обнаружение возможных натур, выявление и вызывание всего латентного репертуара бытия. Мы видим актуализацию или вытеснение прежде дремавших натур, которые «спали» in posse и которым, вероятно, лучше всего было бы и дальше оставаться in posse,то есть втуне.
Проблема «побочных эффектов» является не только физической, но и метафизической: вопрос в том, насколько избирательно мы можем вызвать к жизни один из миров, не задевая при этом другие, а также вопрос о силе воздействия и плодотворности каждого из возможных миров. Это бесконечное уравнение, которое описывает тотальное, целостное бытие каждого больного в переходах от момента к моменту, не может быть сведено к вопросу взаимодействия систем или к уравновешиванию «стимула» и «ответа»: в данном случае мы вынуждены вести речь о целостности натур, миров и, пользуясь термином Лейбница, их совозможности.
Итак, мы снова вернулись к мучительному вопросу: «Почему?» Почему столь многие больные, испытавшие значительное улучшение сразу после начала приема леводопы, через некоторое время впадают в тяжелое состояние, начинают плохо себя чувствовать и сталкиваются с множеством бед? Ясно, что в них заложена возможность цветущего здоровья: самые тяжелые больные были способны на время вернуть себе по-настоящему хорошее здоровье. Очевидно, потом они теряли эту возможность и никогда уже не могли вернуть. Таково, во всяком случае, положение у больных паркинсонизмом, которых мне пришлось вести.
Но идея потери возможности, высказанная таким способом, трудна для понимания как теоретически, так и практически. Почему, например, больной, получивший возможность «пробудиться» через пятьдесят лет тяжелейшего страдания, вдруг теряет ее за несколько дней приема леводопы? Можно допустить, что возможность продолжительного благополучия исключается или ей создаются препятствия из-за того, что эта возможность перестала быть совозможной другим мирам в цельности и единстве их взаимоотношений с внешней и внутренней средой. То есть мы можем предположить, что физиологическая или социальная ситуация этих больных не совозможна с длительным поддержанием здорового состояния, и она снова погружает их в пучину болезни.
Нисхождение в болезнь, однажды начавшись, может продолжаться автоматически, неумолимо приближаясь к бесчисленным порочным кругам, петлям положительной обратной связи, цепным реакциям — одни осложнения влекут за собой другие осложнения, первый срыв тянет за собой следующий срыв, извращение привлекает извращение, при этом болезнь проявляет динамизм и подлинную изобретательность:
«Болезни сами держат совет, собираясь на консилиумы, где плетут заговоры о своем преумножении и соединяются одна с другой, чтобы прибавить силы друг другу…»
Донн
В витках раскручивающейся разрушительной спирали нужда в болезни шествует рука об руку с подверженностью болезни. Из этого союза образуется извращение, название которому «патологическая склонность». Первый из этих факторов по необходимости является определяющим фактором в жизни некоторых наших наиболее тяжело больных инвалидов, страдающих глубокими нарушениями и отставанием, чья болезнь стала основной и главной частью их жизни. У таких больных внезапное отступление или уход болезни ведет к образованию дыры, порождает экзистенциальный вакуум, который надо заполнить, и заполнить быстро, иначе патологическая активность всасывается в освободившееся место. Извращенная потребность в болезни, как у самого больного, так и у лиц, находящихся с ним в тесном контакте, основной детерминант, вызывающий рецидивы, самый коварный враг воли к выздоровлению:
…
БЕРНЛЕЙ. Как чувствует себя бедняжка Смарт, сэр? Поправится ли он?
ДЖОНСОН. Мне кажется, его разум сдался и прекратил борьбу — еще бы, ведь он жиреет на болезни.
Босуэлл…
«Если становятся очевидными преимущества, представляемые болезнью, и в реальной жизни вы не можете найти ей адекватную замену, то не стоит обольщаться по поводу успеха вашего лечения».
Фрейд
Компенсация болезни и лишения «внешней» реальности — это только часть проблемы, но это та часть, которая лучше всего поддается изучению и может быть иногда изменена в лучшую сторону.