Прочь из чёрной дыры
Шрифт:
Из комнаты слышны весёлые голоса гостей: кажется, у взрослых всё хорошо.
Если не напоминать им о себе, то, может, они совсем забудут о том, как я опозорилась.
Тихонько выхожу в прихожую, отыскиваю куртку под ворохом чужой одежды, надеваю кроссовки. Выглядываю из квартиры, прислушиваюсь: на седьмом этаже тихо, можно спускаться.
Выбегаю из подъезда, оглядываюсь по сторонам: нет ли опасности типа собак без поводка или намордника. Всё чисто. Отправляю маме сообщение: «Я пошла к Ли. Извини, что так вышло».
У Ли сейчас занятия с английской инквизиторшей, но к ним домой можно
А мне сейчас очень нужно именно такое убежище!
ГЛАВА 16.РАССКАЗ ПО ЭТИМ КАРТИНКАМ
Я жму на кнопку звонка. Дверь открывает Эльвира.
— Здравствуй, Вика. У тебя что-то случилось? — спрашивает она.
— Я просто в гости пришла. Можно?
— Да, но у Лизы сейчас английский…
— Я могу подождать в комнате прабабушки. Мне разрешают.
— Ой, как неудобно. Я как раз заняла её, чтобы никому не мешать. Купила новые карточки и изучаю.
Эльвира, когда приезжает к Ли, ночует на диване в просторной кухне-столовой, ей там нравится больше, чем в прабабушкиной комнате. Но днём кухня-столовая принадлежит всей семье. Уединиться там нельзя.
— Я посижу на кровати, послушаю музыку. В наушниках, конечно, — говорю я.
— А на кровати гора вещей… Но ты проходи, сейчас что-нибудь придумаем.
На кровати в самом деле полно коробок и пакетов. По широкому деревянному подоконнику Эльвира раскидала свои открытки. Пока я снимала верхнюю одежду и мыла руки, она уже успела притащить второй стул — для меня.
И вот мы сидим рядом. Эльвира с восторгом перебирает открытки, как маленький ребёнок, а я таращусь в окно и жду удобного момента, чтобы достать телефон и начать слушать музыку. Но Эльвира всё время что-то спрашивает, и мне приходится участвовать в разговоре — мычать и кивать.
Окна в квартире Ли выходят на улицу. Перед окном прабабушкиной комнаты растёт клён. Летом и в начале осени он закрывает обзор. Если распахнуть рамы и сесть на подоконник, то кажется, что спрятался от всех в домике на дереве. Но сейчас начало зимы, хотя снега ещё нет. В ранних вечерних сумерках по улице туда-сюда носятся машины. По противоположной стороне идут пешеходы, а чтобы увидеть пешеходов на нашей стороне улицы, нужно высунуться в окно, но Эльвира не позволит. И вообще, она уверена, что я внимательно её слушаю и рассматриваю открытки.
—
Мне бы сейчас в домик на дереве, спрятаться от всех. Не задумываясь, беру с подоконника открытку, на которой нарисованы деревья.
Надеюсь, Тардис и вправду удастся починить и мама на меня не сердится.
Эльвира тоже выбирает из кучи открытку, потом всё перемешивает, ещё раз перемешивает, и ещё раз, и просит меня закрыть глаза и вытянуть любую наугад.
И вот на подоконнике в ряд лежат три картинки. На моей нарисован лес, на Эльвириной — ребёнок в летней одежде, а на последней — собака, бегущая по зелёной лужайке.
— Что ты видишь? — спрашивает Эльвира. — Какая история здесь изображена?
Мне лень сочинять, я говорю первое, что приходит на ум:
— Девочка пошла в лес, и её укусила собака.
По улице проезжает красивая ярко-красная машина, такая чистая и блестящая, словно игрушечная.
— А я вижу ребёнка, который потерялся в лесу. А собака его нашла, — говорит Эльвира.
— И покусала, — мрачно добавляю я.
— Нет. Она его спасла, — возражает Эльвира. И вдруг восклицает горячо: — Это была самая лучшая в мире собака!
Ого, что-то новенькое… Я поворачиваюсь к Эльвире. И она начинает объяснять:
— Её звали Дейзи. Однажды я потерялась в лесу, мама с папой пошли гулять с Дейзи и нашли меня. Если бы не собака, я бы навсегда потерялась. Она любила меня и хотела найти. А мама с папой пошли просто так, потому что детей положено искать, когда они теряются. Иначе соседи не будут с ними разговаривать. А будут разговаривать о них — какие плохие люди, бросили ребёнка умирать в лесу. Но у моих родителей уже был ребёнок, которого они любили. А я получилась случайно, и сразу было видно, что ничего путного из меня не выйдет.
Эльвира бормочет, как шаман, что-то втолковывает своим открыткам, совсем забыв про меня. Она говорит с родителями, и с собакой, и с лесом, и с ребёнком на картинке.
Так вот оно что! Бедная Эльвира! Вот не повезло, совсем как мне! Мне кажется, что она сейчас растворится в воздухе: просто провалится в чёрную дыру, как это бывает со мной.
— Пожар! — кричу я, чтобы избавить её от этой неловкой ситуации. Помогает.
— Где? — вздрагивает Эльвира и в воздухе не растворяется.
— Где-то пожар, — говорю я. — Вон, видите, поехала пожарная машина?
— Вижу, — говорит она и убирает открытки с лесом, ребёнком и собакой к остальным.
И тогда я решаюсь спросить:
— Эльвира, а вы… ну… возвращаетесь в тот лес, где вас нашла Дейзи?
— Не специально, но случается. Он рядом с нашей дачей. Иногда мы ходим за грибами.
Что ж… Значит, мой случай — особый. Но я всё-таки спрашиваю ещё:
— А если б вы смогли вернуться в прошлое, то что бы сделали?
— Я бы никогда не мучила Дейзи. Не таскала бы её за передние лапы, заставляя танцевать. Не завязывала на ушах банты. Дейзи всё мне позволяла. Тогда я думала — от слабости перед человеком. А теперь понимаю: из мудрости. Я для неё была не человеком, а маленьким человечком, человеческим детёнышем. Или даже щеночком. Неудачным таким щенком, который всё не взрослел.