Процветай
Шрифт:
Я забираюсь на низкую стойку и прислоняюсь спиной к шкафчикам.
— В этом разговоре случайно не участвуют две очень упрямые девчонки Кэллоуэй?
— Да, — он открывает шкафчик у моей головы. Он такой высокий, что наши глаза практически на одном уровне. — Это действительно банально, — он достает черную кружку. — Если бы они обе сели и поговорили, то поняли бы, что они на одной стороне. Но вместо этого твоя девушка не высыпается, как и моя жена.
— Откуда ты знаешь, что Лили не спит? — мой резкий голос больно режет уши в это время
— Вы только что занимались сексом в течение четырех часов, — говорит он, зная все еще до того, как я ему скажу. Сейчас это не так раздражает, как могло бы быть. — А еще я несколько раз видел Лили бодрствующей в гостиной в два часа ночи.
Я поджимаю губы, на моем лице отражается беспокойство.
— Что она делала? — должно быть, я уже заснул, и она выползла из постели.
— Читала Кафку, — говорит он. — Она сказала, что надеется, что мое чтиво утомит ее.
Я тяжело вздохнул. Когда Роуз и Коннор уехали в медовый месяц, слова «шлюха», «блудница» и «мерзость» в прессе не звучали. Заголовки газет хвалили Роуз за то, что она моногамна, сильна и достаточно открыта, чтобы отстаивать свое право быть покорной в постели.
С Лили же все произошло с точностью до наоборот. Ее унижали, оскорбляли и обливали грязью. Это происходит до сих пор. Каждый гребаный день.
Она не может спать и иногда забывает поесть. Я уже поговорил с ее профессорами на следующий семестр и договорился о курсах, чтобы она могла смотреть лекции онлайн и посещать занятия для сдачи экзаменов. Пока моя девушка тонет под тяжестью лицемерия окружающего мира, на ней лежит безмерное чувство вины, которое никто не понимает.
Никто, кроме меня.
В глубине души она хотела бы, чтобы у Роуз был такой же исход, как и у нее, чтобы хотя бы она чувствовала себя не такой обособленной, не такой отталкивающей, менее похожей на пятно в мире, которое следовало бы стереть с лица земли. И она не может уничтожить эти чувства или попытаться объяснить их. Потому что они кажутся ей совершенно нелепыми.
Но я знаю, каково это — испытывать эмоции, которые воюют внутри тебя. Хотеть чего-то такого холодного и бездушного, только чтобы почувствовать хоть каплю самоуважения.
Я понимаю.
Я чертовски понимаю её.
Роуз готова дать Лили время разобраться в своих чувствах и смириться с произошедшим. Но это означает, что между ними — тупик. Когда они оказываются в одной комнате, то почти не разговаривают и едва встречаются взглядами.
Коннор наливает кофе в свою кружку.
— Я пытался поговорить с Роуз, но она считает, что Лили должна сама во всем разобраться, — он ждет, что я что-нибудь добавлю, и я понимаю, что он пригласил меня сюда, чтобы узнать, что думает Лили. Возможно, чтобы оценить, как долго продлится это напряжение.
— Думаю, Лил просто нужно немного времени, — говорю я, не будучи уверенным, сколько именно времени. — Она ходит к психотерапевту каждые два дня.
Коннор потягивает кофе из своей кружки,
Коннор перестал получать степень магистра делового администрирования, чтобы занять пост генерального директора. С Принстоном их связывает только Лил, которая все еще учится в колледже.
Поскольку после реалити-шоу, а теперь еще и сексуального скандала с Роуз, количество папарацци увеличилось в геометрической прогрессии, они оба заявили: — Будет лучше, если мы все еще будем жить вчетвером, — единый фронт — или что-то в этом роде. Я не стал опровергать. Потому что, несмотря на то, что с ними здесь сложнее, мне нравится, когда Коннор рядом, и я могу с ним посоветоваться. А Лили нужна ее сестра.
Он прислоняется к центральному островку, лицом ко мне, и смотрит на свою кружку с потерянным выражением в глазах, которое я нечасто вижу у него.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— Моя мать умирает, — говорит он вслух. — Ее не станет в течение недели из-за рака груди.
Меня словно облили холодной водой. Я могу по пальцам пересчитать, сколько раз он упоминал о своей маме. Она ушла с поста генерального директора Cobalt Inc. несколько дней назад. Теперь я знаю почему.
— Мне очень жаль, — говорю я, сведя брови в кучу в замешательстве и немного испытывая боль за него.
Я не могу прочитать его выражение лица. Он не пропускает через свои черты ничего, за что я мог бы ухватиться. Все, что я вижу, — это пустая поверхность, а мои собственные эмоции рикошетом возвращаются ко мне.
— Не стоит, — говорит он мне. — Ей не нужны твои сожаления.
— Она звучит...
— Холодно, — заканчивает он.
— Я хотел сказать, как Роуз, без обид.
Его глубокие голубые глаза поднимаются к моим.
— Они не похожи. Катарина не способна любить кого-то, кроме себя. Если уж на то пошло, она больше похожа на меня.
— Была... похожа на тебя, — говорю я. Он наконец-то признался, что любит Роуз.
Он улыбается.
— Любовь все еще кажется мне иррациональным понятием, — он делает паузу. — Но, поверив в нее, я стал таким же, как все.
— Тебя это устраивает?
— Более чем, — признается он.
Я киваю, радуясь, что он не такой циник в вопросе, который кажется очевидным для всех нас.
— Ты пойдёшь на похороны? — я почесываю затылок. — Я имею в виду, когда это случится... — я сморщился. Все звучит неправильно. Есть ли вообще правильный способ говорить о смерти матери?
— Она этого не хочет.
Я открываю рот, чтобы спросить почему, но он прерывает меня.
— Она не хочет, чтобы люди из Cobalt Inc. тратили время на оплакивание трупа, когда они должны работать. Ее слова.