Проданная невеста. Наследник корпорации

Устинова Мария

Через полчаса мы подъехали к мрачному особняку в современном стиле. Он выглядел пустующим, каменный высокий забор порос мхом, которого много росло на окраинах в нашем влажном климате. Машины загнали во двор.

— Госпожа Девин, — водитель открыл дверцу и подал руку, помогая выбраться на мостовую, блестевшую от влаги и, кажется, уже схваченную льдом. Слишком подозрительно она блестела в свете фонаря.

Меня повели к дверям — не как пленницу, а уважительно, как гостью.

Внутри дом производил лучшее впечатление. Он был жилым, но видно, что заселились сюда недавно. Вряд

ли это постоянное логово Маре.

— Налево, — передо мной открыли дверь в небольшой зал, и я наконец увидела его.

Я неуверенно вошла в комнату. Кажется, отсюда он говорил с нами по телефону. Единственный источником освещения был зажженный камин. Рядом кресло, на полу медвежья шкура. Приятно пахло дымом.

Маре помешивал угли в камине, и вернул кочергу на место.

— Здравствуй, Лилия.

Я нерешительно стояла на пороге. Из-за отсутствия света обстановку видно было плохо. Оранжевые отблески падали на пол и крупную фигуру Маре. Он оглядел меня и пока я обмирала от страха, не понимая, чего ждать, спокойно спросил:

— Почему на тебе пальто моего охранника?

— Потому что мое осталось в машине, — я не хотела углубляться в детали, а Маре не стал придираться.

Он задумчиво прошелся по комнате, сложив руки за спиной. Массивные ладони, крупный подбородок, который он опустил на грудь, все в нем было словно из камня вытесано. Я видела его только раз близко — на похоронах отца, и отвыкла от монументальной внешности.

Я благоразумно молчала и ждала, что скажет Маре. Его не тяготило молчание. Он подошел к невысокому столику, который я прежде не замечала. Тот стоял за креслом, в тени камина и не бросался в глаза. Из высокой бутылки он налил пузатый бокал вина.

— Выпьешь чего-нибудь?

— Спасибо нет, я не пью алкоголь.

— Молодец, — неожиданно похвалил Маре. — Значит, любишь мыслить трезво. Садись, вижу, ты замерзла. Сейчас для тебя принесут горячий пунш.

Он повернулся ко мне с бокалом, затем усадил в кресло. Пальто я сбросила на пол. Его забрала горничная, когда принесла стакан с подогретым пуншем. От него пахло яблоками, апельсинами и специями: корицей и бадьяном. Запах зимних праздников.

Я сделала глоток: пунш был очень вкусный и горячий. После лежания на мерзлой земле то, что доктор прописал. К тому же он хорошо расслаблял. Но больше двух глотков я не сделала и обхватила стакан замерзшими ладонями.

— Так это правда? — спросила я. — Вы мой отец?

Я уже знала, что нет.

Но хотела услышать версию Маре. Если он вправду так считает, рассказывать про тест очень недальновидно. И если он считает, что я его дочь — причем беременная, это может дать мне лишние карты на руки.

— С чего ты взяла?

— Ну… — я смешалась и крепче сжала стакан. — Руслан так сказал. По телефону с вами. Я стояла рядом и все слышала. Он угрожал мне, а вы пошли навстречу.

Маре промолчал, полностью сломав всю теорию. Отошел к окну и застыл там на какое-то время, глотая вино.

— Что ты знаешь про свою мать? — вдруг спросил он.

— Многое. Она была актрисой, познакомилась с отцом, затем родилась я… Ее обвиняли в связи с телохранителем, — добавлять, что

им считали его, я не стала. Это повисло молчаливым упреком в воздухе. — Девин ее за это не простил.

— Девин страдал от наследственного заболевания, — глухо сказал Маре. — Он был единственным выжившим мальчиком в роду его отца, твоего дедушки.

Меня кольнуло, что он по-прежнему причисляет меня к роду Девин. Да и охрана ко мне так обращалась.

— Ему с самого детства вдалбливали в голову, что во что бы ни то ни стало он должен оставить наследников. Я знал его с молодости. Уже тогда он был одержим этим вопросом. До твоей мамы у него было двое умерших сыновей и бесчисленное количество неудачных попыток.

— Я знаю. Слышала.

Черт возьми, Девин был упорным человеком. Я бы, наверное, поняла намек природы и бросила бы пытаться после пары-тройки неудачных раз. После десяти — так точно. Но у мужчин слегка другие взгляды на эти вещи, им получение наследника обходится несравненно проще, чем нам, девушкам. Особенно таким самовлюбленным, как Девин.

— Я помню, как они познакомились.

На мою реплику Маре не ответил. Он рассказывал историю, погрузился в воспоминания молодости, и мои ответы не были уместны.

— И понимал, чем все закончится. Он бы использовал ее, как остальных, и бросил, когда попытка оказалась бы неудачной. Так бы оно все и было. Проблема в том, что у нас возник роман.

Я открыла рот, пораженная неожиданным признанием.

Так это правда! Роман все-таки был! Вот с ним?! Я во все глаза пялилась на мужика, который соблазнил маму. Получается, она ему симпатизировала? Он абсолютно не был похож на Девина, другой человек, что же ее в нем подкупило?

— Она была очень милой девушкой. Очень искренней. Очень красивой. Ей не было места рядом с Девином в его мире. Ее бы все равно там загрызли, она не умела защищаться, была слишком добра и прямолинейна, чтобы выжить среди акул, Лили.

О, да.

В это я верю.

Но она боролась до конца, как могла. Наивная провинциалка, решившая добиться чего-нибудь в нашем злом городе.

— У нас не было будущего. Только не с бывшей Девина. Даже выброшенным на обочину им предлагалось умереть или встречаться и выходить замуж за тех, кто был не из высшего общества. Их оттуда изгоняли. А тем мужчинам, которые пытались наладить отношения с бывшими красотками Девина и ввести их обратно в этот круг, я лично перерезал глотки.

Это признание перепугало меня еще больше. Я напомнила себе, что он не просто телохранитель отца. Он его доверенное лицо, исполнитель особых поручений. И когда обвинили маму, это он быстро нашел на кого свалить свою вину и замучил ни в чем не повинного парня.

— Представь себе мое удивление, когда она забеременела.

Так вот почему он уверен, что я его дочь! Только он до сих пор боится признавать это вслух, словно дух Девина придет и пришибет его за такое предательство.

— А затем, когда родилась ты, Лили. Здоровая, жизнеспособная девочка, — он обернулся и подошел ко мне. Большая ладонь легла мне на щеку. Маре не выглядел сентиментальным, он выглядел как чудовище. — Что я должен был думать?