Продавцы надежды
Шрифт:
Нежные, шелковистые лепестки, пронзительно-свежий весенний запах. Марина зарылась лицом в протянутый букет.
– Подснежники! Боже мой, подснежники!
– повторяла она.
В этот вечер преграда была необычайно тонкой. Так что они могли сидеть, почти касаясь друг друга. Это было настолько неожиданно и непривычно, что Тина то и дело оглядывалась по сторонам. Пока Карел наконец не спросил, чего это она дергается.
Тина
– Преграда.
– Ну?
– Она... Ты не заметил?
– Да что?
– Она стала совсем тонкой. Смотри, как мы близко сидим сегодня.
Карел странно посмотрел на нее.
– Тина, я много раз говорил тебе.
Тина вся сжалась. И тут же почувствовала, как уплотняется и расширяется преграда.
– Я много раз говорил тебе, что никакой преграды нет. Она существует только для тебя.
Тина еще ниже наклонила голову.
– Подними голову. Посмотри мне в глаза.
– Я лучше пойду, Карел.
– Куда? Ну почему? Послушай, послушай меня хоть раз!
– Нет, мне пора. Правда пора. До завтра!
– Ты просто не хочешь мне поверить. Просто не хочешь.
– Мне пора, Карел. Я приду завтра. А ты придешь?
– Я не знаю, Тина. Я не знаю, зачем это тебе, если ты мне не веришь.
– Я тебе верю, Карел, но ты ошибаешься.
– Ты невозможна!
Тина всхлипнула.
– Ладно, не реви. Я приду. Когда?
– Завтра? В восемь.
– А почему так поздно?
– Завтра уезжает дед. Он хочет, чтобы я его проводила.
– Уезжает? Куда?
– Ну-у-у, ты не понял? У нас в семье это так называют.
– А-а-а. Хорошо, в восемь.
Тина ушла, как всегда, не оглядываясь. Она обладала способностью исчезать мгновенно, будто растворяясь в воздухе. Или в этой, придуманной ею преграде. Карел нахмурился. Странный это вывих у Тины. Иногда ему даже жутко с ней. Но зато она не врет, как другие. И она настоящая. В этом он уверен.
Карел сам не понимал, почему он недолюбливает виртуалов. В их семье никогда не говорилось о них ничего плохого, но он инстинктивно сторонился их, хотя никогда не участвовал в налетах на их кварталы.
Карел пошел по улице, разглядывая прохожих. Домой идти не хотелось. Там отец, безработный, пьяный и злой, как скорпион, которому ни разу в жизни не удалось никого укусить. И мать, угрюмая и жадная. И тоже всегда пьяная. А трезвая, она, чуть что, грозится бросить все и уйти в "Надежду". Только никуда она не пойдет. Того, что она зарабатывает, хватает только на то, чтобы сводить концы с концами. А для "Надежды" нужно в десять раз больше. Если бы у Карела были такие деньги, только бы его здесь и видели. Карел представил себе мир, который бы он выбрал, окажись у него нужная сумма.
Интересно, согласилась бы Тина уйти с ним? Он никогда ее не спрашивал. Но он мог часами рассказывать ей о "своем" мире. Она очень правильно слушала, не перебивая и не добавляя чего-то от себя. Ведь это был его мир. А Тина совсем-совсем
Другое дело, надо наконец решиться и попросить у нее денег. У них в семье это не проблема, раз уже третий человек "уехал", как она говорит. Вот глупцы! Имеют деньги и не пользуются ими. На их бы месте он собрал бы всех и сказал: пусть каждый выберет себе мир по душе и айда все, кто куда захочет. Зачем Тине сидеть в этой своей оболочке? Ведь она так и просидит всю свою жизнь. Решено. Завтра же он спросит ее, может ли она достать денег.
– Эй, Карел!
Чичи. Жирный урод! И чего он вечно лезет к нему?
– Чего тебе?
– А где твоя чокнутая?
– Не твое собачье.
– Поцапались?
– Отвали.
– А я знаю, почему она такая.
– Какая?
– По ней психушка плачет. За ней в месяц раз из дурдома приезжают. У ее пахана денег куры не клюют. Он им платит, чтоб они ее не забирали. Думает, они ее вылечат. Только, я слышал, они уехать хотят. А здесь все бросить.
У Карела перехватило дыхание.
– Как это уехать? Куда?
– А я знаю?
– Тогда нечего и трепаться.
– Я не вру. Я все сам слышал.
– Когда? Где?
– Августо рассказывал Крученому Болту.
– Эти вирты? Что они могут знать?
– Вирты все знают. У них между собой такая особая связь.
– А какое это имеет отношение к Тине?
– Так ейный папаша был у них самым главным.
– Врешь! Разве они из виртов?
– Нет, он у них был за главаря, когда они, это... ну, права качали.
– Так это ж давно было.
– Ну да. Тина тогда была совсем пацанкой. И он ее взял с собой, ну, туда, где они собирались. У виртов в гетто. А наши пронюхали и устроили налет. Этому ее папахену чуть башку не оторвали.
– А Тина?
– А про Тину сначала все забыли. А когда нашли, смотрят, а она уже чокнутая.
– И что?
– Ничего. Доктор стал приезжать из дурдома, я уже говорил. А ты как с ней?
– Никак. Пошел к черту!
– Да я так, спросил просто. Она совсем ничего. Только худая очень. Ну ладно, я пойду.
– Постой.
– Ну?
– А ты сам видел у них деньги?
– Откуда? Я у них никогда не был. Я только слышал.
– От виртов?
– Да.
– Тогда пойдем туда.