ПРОДЮСЕР-САН, том 1: я оказался в корпорации, где меня ненавидят
Шрифт:
— Хочешь — верь, хочешь — нет, но я не успокоюсь, пока не найду, как связана Химефу с этой которой, — подытожил Гурудзи, не обращая внимания на мою рефлексию. — Она ведь всю жизнь была связана с Сакура-груп, не так ли?
Я успокоил прогнившего монаха тем, что платье — наверняка просто совпадение, а весь реквизит айдору похож один на другой, но втайне порадовался, что хоть у кого-то в жизни всё по-прежнему просто и примитивно. Я попросил, если он вдруг отправится к сакуристам, узнать, как там дела у нашего общего друга Джеймса и как там поживает «Созвездие мечты».
— И вот ещё, — заговорщицки подмигнул мне Гурудзи, — у меня тут есть подарок. От неизвестного, но благородного дарителя. Два билета на концерт «Stray cats».
Небольшая айдору-группа «Stray cats» принадлежала к так называемой «новой волне», которая захлестнула токийскую сцену в последний год. Если обычные айдору пели про стандартный набор интересов четырнадцатилетних японцев — мальчики и девочки, первая любовь, вселенское добро и прочие благоглупости, то «Stray cats» не стеснялись делать со сцены политические заявления вроде «Давайте беречь нашу планету с завтрашнего дня! А ну выйдите вперед те, кто не сортирует мусор, и пообещайте больше так не делать!», что забавным образом сочеталось с призывом не слушаться родителей, жить красиво и вообще ценить свободу превыше, чем любые условности. Я искренне считал, что эта новая группа, которую и айдору-то не назвать толком — лишь дрянная дань моде и злободневности, созданная Сакура-груп, чтобы оседлать волну подросткового бунтарства и заработать несколько лишних йен на фанатах. Пели «Бродячие кошки» не так хорошо, как та же Химефу — вокальный диапазон поуже, танцы попроще, зато тексты песен отличались глубиной и посылом, как яростно доказывал мне Гурудзи, нежно их полюбивший. Я догадывался, почему. В одной из песен «Stray cats» критиковали настоятеля монастыря, который не видит ничего, кроме своего ящика пожертвований, и который оказался настолько сволочью, что прогнал оттуда бродячего котёнка, который залез на ящик погреться (как именно греться на деревянном ящике, стоящем под продуваемым всеми ветрами аркой, песня не уточняла).
Как ни странно, после того, как Гурудзи сбежал, а улёгся на диван и принялся черкать на листе бумаги наброски концепций для образа Томоко, избалованная принцесса подошла ко мне и вежливо встала возле дивана.
— Вы же на меня не злитесь, Рюичи-сан? — промурлыкала она, присаживаясь у меня в ногах. — Кажется, я опять перегнула палку, и…
— Это верно. Вы вечно перегибаете, Томоко-сан, — ответил я, более не намереваясь щадить её чувства. — Не попадайтесь сейчас на глаза Ю-тян. Она намерена вас отшлёпать за курение в неположенных местах?
— Отшлёпать? Я и не против, — усмехнулась моя подопечная, но вдруг снова натянула маску серьёзности. — Простите. Иногда мне сложно справляться с эмоциями, которые на меня могут нахлынуть, и…
Она провела рукой по моей ноге, прикусила губу и прикрыла глаза. Я понял, к чему это идёт, и вскочил с дивана:
— Перестаньте, Томоко-сан. Профессионализм, помните? Давайте держать себя в руках. Тем более…
Я махнул рукой в сторону двери. Из коридора доносились звуки игры в догонялки: трио из Мориямы привлекло к играм в догонялки Аянэ, у которой выдалась свободная от съемок минутка, и девицы с громкими воплями носились друг за другом по коридору.
— Понимаю, не при них, — грустно покачала головой Томоко. — Да-да, не при детях. Вы, как всегда, правы, Хошино-сан. Так что же мы будем делать? Тренировки сегодня нет, петь я буду только вечером…
— А может, ну его к чёрту? — предложил я, встрепенулся и вскочил с дивана. — Пение, танцы — всё это такая скукота. Пойдёмте-ка лучше на концерт, моя любезная Томоко-сан. Напитаемся новыми идеями. Когда вы были на живом айдору-концерте в последний раз?
Оказалось, что Томоко на лайв-выступлениях не бывала вообще ни раз, за исключением одного школьного визита в Будокан, за которым она наблюдала с выкупленного места на галёрке. Я удивился, но виду не подал, подумав, впрочем, что было бы неплохо сводить мою подопечную на что-нибудь более романтичное и приятственное, нежели Stray Cats.
— А не хотите ли посидеть в ресторане? — вдруг спросила Томоко. — Мне кажется, нам с вами пойдёт на пользу узнать друг друга получше. Мы, в конце концов, работаем вместе.
Я согласился, и Томоко тут же потащила меня в ресторан за два квартала, мол, у неё там знакомые в руководстве. Я на ходу выяснил, что ресторан, оказывается, мишленовский, прикинул бюджет, и категорически отказался туда идти:
— Давайте выберем что-нибудь попроще.
— Разве я не сказала, что приглашаю вас? — надула губы Томоко. — В конце концов, это лишь часть этикета, когда подчинённые оплачивают обед своего начальства, и вы…
Я объяснил рьяной подчинённой, что наши с ней отношения — рабочие и современные, и что я не собираюсь с ней играть в корпоративные приколы из старой школы вроде ежедневных поклонов, оплаты начальственных капризов из общего кошелька и ухода с работы через час после начальства.
— О, да вы больше европеец, чем я, — хихкнула Томоко. — Ну что ж, пойдёмте тогда в раменную. Счёт пополам, как на свидании?
— Как на деловом обеде, — отшутился я. Мысль о походе в самый дорогой ресторан в своей жизни, потерянной из-за собственных принципов, иголкой жгла мне мозг. — А что, в Европе нынче принято платить на свиданиях пополам? Я слышал что-то про французские ухаживания…
Пока мы поедали сочный свиной рамен, Томоко поведала мне, что никаких ухаживаний в Европе давно нет, в отношениях царит феминизм, а каждая первая встречная девушка — сильная и независимая, отчего все английские и немецкие мужчины, которых она встречала, выглядят жутко несчастными.
— Я тоже купилась на сказки про красоту европейской аристократии, — рассказала Томоко. — Интеллектуальная жизнь, деловые встречи, дружба, объединённая общим делом. Я хотела встретить единомышленников, которые так же любят литературу, как я, и мечтают сотворить культурный шедевр.
— Подозреваю, что не встретили, — покачал головой я. — Иначе вы бы остались там, в Лондоне.
— Да, люди оказались поверхностными. Но я всё равно их люблю.
По словам Томоко, она разочаровалась в академической карьере литератора ровно в тот день, когда увидела, что на очередной конференции, посвящённой стихам Шиллера («о, вы не читали? Непременно почитайте, это так красиво!») собралось ровно десять человек, восемь из которых оказались профессорами того же Имперского колледжа. Но хуже всего было то, что на клубном рейве по соседству, где играла мерзкая электронная музыка от группы, названия которой незадачливая студентка даже не запомнила, собралось в сотню раз больше человек.
— Это противоречило тезису, которому я всегда верила: люди тянутся к красивому, — сообщила она. — Если Шиллер красив (а он, без сомнения, красив), а попсовая музыка — нет, то почему люди идут туда? Может быть, они своими поступками доказывают некоторую правду, которую я не вижу? Словом, в тот день я решила, что получу диплом и вернусь домой, чтобы стать айдору. Нельзя было бросить диплом на полпути.
— И как давно это случилось? — спросил я.
— Почти два года назад. Я потратила это время с пользой и придумала Принцессу Июнь, Календарный Совет и много чего ещё. Я твёрдо решила, что хочу быть айдору.