Профессор Влад
Шрифт:
– Ага, заметила?
– засмеялся Гарри, ласково обняв меня за плечи.
– А теперь смотри, что будет…
Достав из пакета батон, он принялся крошить его и бросать кусочки вниз, в самую гущу возбужденно крякающей стаи.
Тут произошло нечто страшное. Альбинос, все это время предпочитавший держаться особняком - как мнилось мне по незнанию, из-за вполне естественного снобизма, - не выдержал искушения и, суетливо и неловко переваливаясь, сошел с насиженной льдины, чтобы подобраться поближе к кормушке; но, стоило ему чуть приблизиться к стае, как он получил от первой же встретившейся утки удар клювом. Бедняга ретировался и попытался подплыть с другой стороны - увы, с тем же результатом. Так он плавал и плавал вокруг, осторожничая и не решаясь
Я закричала от досады, пытаясь вырвать у Гарри батон, - но брат не давался, прятал руки за спину и, задыхаясь от хохота, объяснял мне, что, дескать, подлый поступок птиц вызван вовсе не их дурным характером или завистью к чужой красоте: это всего-навсего инстинкт, закон природной необходимости - ибо вызывающий вид альбиноса подвергает риску всю стаю, привлекая внимание гипотетических врагов - охотников, хищников, а то и просто бомжей, для которых утятинка - подчас единственная возможность выжить в зимний сезон; вот почему птицы инстинктивно стараются не подпускать к себе «инакомыслящих», помогая им как можно скорее отправиться на тот свет…
Всхлипывая, я, наконец, вырвала хлеб из рук ослабевшего от смеха брата - и, отломив кусок поувесистее, бросила туда, где прикорнул на льдине нахохлившийся, порядком потрепанный альбинос: - Ну, ну же, давай! Хватай!..
– Тщетные усилия! Утки были начеку, и вместо желанной пищи бедолага получил еще несколько увесистых ударов клювами; эта последняя попытка доконала его окончательно - и он, повидимому смирившись со своей несчастной судьбой, притворился спящим, от безысходности засунув голову под крыло.
– Дни его сочтены, - равнодушно произнес Гарри, бросая в грязную воду остатки батона.
– Сутки, максимум трое - и конец.
– ----
V
1
Может, мы с Гарри внешне и непохожи - так, во всяком случае, утверждают наши общие знакомые, - а все-таки брат есть брат: в том, что мы с ним засинхронились всерьез и надолго, я лишний раз убедилась после одного случая - и печального и забавного одновременно, - произошедшего ровнехонько спустя три дня после моего великолепного разрыва с «гадом Владом», профессором Калмыковым тож.
Был уже вечер и наше семейство, кто как любил и умел, предавалось тихому послеужинному отдыху, - когда в прихожей вдруг раздался звонок; после недолгого шебуршения за дверью гостиной папа, стыдливо прикрывая свои широкие цветастые «семейки» свежим номером Elle, испуганным шепотком сообщил, что меня спрашивает «какая-то странная девушка». Что за девушка? Но папа опасливо прошептал, что имени ее не расслышал - его заглушили душившие гостью истерические рыдания. Делать нечего - пришлось оторваться от компьютера, по чьему экрану как раз в этот миг запрыгали веселые гусеницы карточных колод, и выйти к загадочной визитерше.
В прихожей было пусто - очевидно, отец не рискнул пригласить чересчур эмоциональную гостью войти!
– но дверь на лестницу оказалась чуть приоткрытой, и оттуда и впрямь доносились сдавленные всхлипывания. Кто бы это мог быть?.. Я осторожно выглянула в щелку… и, прежде чем успела в испуге захлопнуть дверь, нечто похожее на только-только вылупившегося, еще необсохшего, мокрого, долгоногого, красноглазого страусенка с воем вскочило с грязных ступеней
То был первый раз, что она меня навестила, - честно говоря, я и не подозревала, что ей известен мой адрес... Но что привело ее сюда, да еще в таком состоянии?! Грешным делом я была уверена, что уж у кого-кого, а у нее-то все должно быть прекрасно: вот уже несколько месяцев Анюта жила у Гудилиных на правах официальной невесты (они с Гарри недавно расписались и теперь с нетерпением ждали дня свадьбы), и, кажется, Захира Бадриевна успела всей душой привязаться к доброй, домовитой девушке, которая тоже, в свою очередь, обожала будущую свекровь… Или не так?.. Так… Ну, а что же случилось?.. Но Анна только судорожно всхлипывала, утыкаясь носом мне в макушку, - и, даже когда я втащила ее в прихожую и помогла освободиться от цыплячьей шубейки, по-прежнему не могла толком выговорить ни слова. Не выдержав, я схватила ее за дергающиеся плечи и с силой затрясла. В чем дело? Подвывает. Не поладили с тетей Зарой?.. Мотает головой. Что-то с Гарри?.. Отчаянный кивок. Тут уж мне и впрямь стало не по себе. Да что случилось-то, Господи?.. Что?!
– О-он в-в-выгнал меня!..
– внезапно выкрикнула бедняжка сквозь душивший ее горловой спазм - и, словно этот вопль пробил в ней тщательно выстроенную плотину, вновь зарыдала в голос. Чувствуя одновременно изумление и облегчение, я отпустила ее. Меж тем в прихожую, привлеченные странными звуками, выползли мои родители - мама в красном шелковом кимоно, папа - в линялых джинсах и зеленой футболке, но по-прежнему с номером Elle в руках; оба разглядывали бывшую Русалочку с нескрываемым любопытством.
Анна беспрерывно плакала и тряслась, пока я вела ее в кухню, усаживала за стол, пыталась напоить вкусным жасминовым чаем вперемешку с валокордином; с горем пополам осилив несколько глотков, она, наконец, немного пришла в себя - и смогла почти связно объяснить, что произошло. Я просто ушам своим не верила: оказывается, час назад Гарри выставил ее из дому, не дав даже собрать вещи - и пообещав, что завтра же привезет их ей самолично (на этом месте лица моих родителей озарились мягкими ностальгическими улыбками). Он, мол, ни секунды больше не желает терпеть ее присутствие в квартире… Но почему?! Экс-Русалочка снова всхлипнула и затряслась: ей и самой хотелось бы понять - почему?.. Вроде бы она так хорошо вписалась в их семью - так скромно себя вела - никогда не позволяла себе лишнего - поддерживала в доме уют, научилась вкусненько стряпать - даже сама Захира Бадриевна, знатная кулинарка, ела да нахваливала! В общем, все шло замечательно, вот только сам Гарри в последнее время стал каким-то странным: вечно придирался к ней, Анне, изводил ее, требовал чего-то такого, что она не понимала и понять не могла - и все ее жалкие попытки угодить ему лишь сильнее его раздражали:
– Заставлял играть с ним в эти… как их там... ну, шашки... А я все никак не могу запомнить - как они ходят-то, эти шашки дурацкие?..
– Так он что же, из-за шаш… из-за шахмат тебя выгнал?!
– спросил папа, от изумления чуть не выронив журнал, все это время подвергавшийся в его руках жестоким, хоть и бессознательным измывательствам. Анна протестующе замотала ощипанной головой:
– Да нет! Выгнал он меня за то, что я сосала у него энергию!..
– Что-о?!
– Так он сказал… - и бедняжка снова забилась в истерике, лихорадочно стуча зубами о край фарфоровой кружки.