Прогулки по лезвию
Шрифт:
– Красота, - в который раз за день повторил Малков.
– Так выпьем за это!
– Не забыть бы мне Машку домой загнать, - заметил Афонин.
Наконец картошка с грибами была готова. Пообедали, Афонин поставил на плиту чайник и приготовился слушать столичных гостей. Сумерки и водка располагали к душевной беседе.
Но гости примолкли, дымили мечтательно сигаретами, и только один Муравьев был радостно возбужден.
– Парни!
– сказал он.
– А не рвануть ли сейчас в
– Зачем?
– возразил Малков.
– Тем более выпили.
– Брось ты! Я же с тобой. У меня на всех постах кореша.
– Нет, не поеду, - твердо сказал Малков.
– Хочу ночевать здесь, в дали от шума городского.
– Правильно, - поддержал Важин товарища, - завтра утром поедем.
– Ну что ж, - бодро откликнулся Муравьев, - давайте завтра.
– И чувствовалось, что в нем играет какая-то внутренняя сила, что ему хочется действовать, кого-то выслеживать, догонять, арестовывать. Глаза его сверкали от выпитой водки.
Мария с непривычки заметно опьянела и вдруг сказала:
– Друзья, а вы знаете, что у меня страшная бессонница? Что я всю ночь не спала? Вы знаете, что у меня нервы ни к черту?
– Догадываемся, - ответил Важин.
– Надо думать, - заметил Малков, - какие нервы после такого.
Муравьев слегка напрягся. Он внимательно смотрел на Марию, ждал, что она скажет дальше.
– Друзья, - продолжала Мария, - я знаю, что у поэта Отраднова есть замечательный сеновал.
– Когда успела заметить?
– развел руками Афонин.
– Успела... Я теперь наблюдательная. За всем наблюдаю. Поэтому вы на меня не обижайтесь, дайте мне теплое одеяло, дайте мне пачку сигарет...
– Ты там не вздумай курить!
– сказал Афонин.
– Я выходить буду. И дайте мне водки с собой. И я пойду... После такого перерыва столько событий, мне очень трудно.
Ее стали снаряжать, как в далекий путь. Подушка, одеяло, толстые шерстяные носки, и прочее, и прочее, и водки отлили, и стопочку дали, и сигарет, и Афонин пошел с фонарем её провожать.
Вернулся он где-то через час.
– Ну, как вы тут, не скучаете?
– А чего нам скучать!
– ответил за всех Малков.
– Водка есть, закуска есть, скучать не приходится.
– И слава Богу. Смотрите, вот на печке место одно, на лавке другое, вон кровать в закутке. Как раз троим места хватит, сами тут разберитесь, кто где.
Афонин опять исчез и не появлялся уже до утра. А утром, заварив крепкого чаю, мужчины без Марии, которая ещё спала, сели завтракать. Обсудили план действий.
– Итак, - сказал Муравьев, - Миронова должна оставаться здесь до тех пор, пока я не получу информацию, что никакой опасности для неё в Москве больше нет. Понятно?
– Понятно, - сказал
– Пусть остается, она тоже согласна.
Вот только...
– Что только?
– насторожился Муравьев.
– У неё тоже денег с собой нету.
– Не волнуйся, поможем. Ну, а как там у вас?
– резко переменив тон на доверительный, спросил Муравьев.
– Да никак, - ответил Афонин.
– Все утекло. Просто друзья... Просто жалко её.
– Друзья, - Муравьев покачал головой.
– Ну что ж, это тоже неплохо.
– Он тут же перестроился на деловой тон.
– А жалеть её нечего. Она теперь на свободе, жива и здорова и, заметьте, обеспечена на всю свою жизнь. Теперь её очередь нас жалеть.
Итак, парни, сейчас рвем в Москву, там я начинаю обрабатывать Блинова. Надо его вывести на чистую воду.
Посадить бы этого негодяя, но тут не знаю, как выйдет...
На прощание Афонин сказал:
– Я бы очень хотел, чтобы вы как можно скорее приехали снова. Желательно все втроем. Я вас в Дальнюю бухту свожу, там окуни по три кило!
Черные.
Малков обнял Афонина.
– Во-первых, таких окуней не бывает, а во-вторых, работай, не расслабляйся. И береги её, а то отобью.
Джип понесся, петляя в лесном коридоре, и когда вырвался на укатанную песчаную дорогу, то полетел с такой бешеной скоростью, что Важин сказал:
– Иномарку, что ли, купить, если разбогатею?
– Не надо!
– тут же сказал Муравьев. Если уж любишь природу, то купи новую "Ниву". И переделай её на семьдесят шестой бензин, чтобы по провинции мотаться.
Так они и мчались в столицу, разговаривая о машинах, об иномарках, о том, что стоит-не стоит, опасно-не опасно.
– А что, братва, - сказал вдруг Малков, - хорошо бы у Марии с Афоней опять началось все по новой.
– Боюсь, теперь не получится, - сказал Муравьев.
– Кто его знает, - сказал Важин.
– У них по идее сейчас все с нуля начинается. Столько обоим в этой жизни досталось. А симпатичная девка. Симпатичная, - повторил он.
– Но какая бледная, - заметил Малков, - как смерть.
– Посиди-ка без солнца месячишко-другой, я на тебя погляжу...
– сказал Муравьев.
И он опять стал рассказывать о том, как она в первые минуты не верила в свое освобождение, не верила в то, что на улице осень, потому что по её прикидкам должна быть весна.
Но по всему чувствовалось, что мысли сыщика витают где-то совсем в других сферах, похоже, он уже обдумывал свои действия по отношению к Блинову. И Важин не удивился, когда Муравьев сказал:
– Это очень кстати, что у вас есть пейджинговая связь. Очень кстати.
– И умолк.