Прогулки по лезвию
Шрифт:
Соловьев возвращался в Москву в подавленном состоянии. Он проклинал, ругал себя последними словами за то, что вышел на Папу. Мысль о повышении, точнее, о фантастическом прыжке в личной карьере, абсолютно не радовала.
– Вляпался!
– вслух повторял он.
– Ой, как я вляпался!
Глава 8
Муравьев несколько раз прослушал запись бесед Блинова с Дроновым и Соловьевым, выключил магнитофон и попросил секретаршу принести кофе себе и Веревкину.
– Она в надежном месте?
– спросил Веревкин.
– Да, - ответил начальник, - считай,
– Вот тебе и кодирование.
– Beревкин положил на стол сигареты и зажигалку.
– Выброшенные деньги.
– Они закурили.
– Одно хорошо, - добавил помощник, теперь опять в кабинете можно будет курить.
– Нельзя. Сегодня - исключение.
А кодироваться, дружище, есть смысл, когда боишься, что умрешь именно от курения. А когда знаешь, что в конце тебя ждет нечто иное, то какой смысл кодироваться?
Вошла секретарша. Увидев дымовую завесу, воскликнула:
– Виктор Степанович! Опять? Как же так? А я мужу вас в пример ставила.
– И правильно делала, - сказал Муравьев, отвернувшись к окну.
– Как же правильно, когда вы только месяц выдержали?
– А я и кодировался на один месяц. Мужу привет.
Когда секретарша ушла, Веревкин спросил:
– Отчего такой мрачный? Просто так или причины?
– Причины... Они на каждом углу.
Чертовски жаль, что они в разговоре, - Муравьев кивнул на магнитофон, - ни разу не произнесли её имя.
Объект да объект! Солдафоны чертовы! И этот охранник... Но я, собственно, ожидал, что он толком ничего не знает. Как он вообще? Вы его не сильно помяли?
– Мы его и не трогали. Привезли в затопленный подвал на Первомайскую, пристегнули к трубе и сказали, что так и оставим по колено в воде.
Пусть крысы с тобой разбираются.
Тут он и завопил.
– Не артачился?
– Нет, сразу на все согласился. В то же утро послание Дронову написал.
Все, как мы тогда разработали: если, мол, не прижмешь Блинова, то оба будете иметь бледный вид. Вот... Ждем результатов. Дронов, конечно, уже связался с Блиновым. Но как? То ли через третьи лица, то ли ещё как, но у нас пока тихо. Просто депутат сегодня с утра умотал куда-то, и все.
– Позвони-ка своим "дальнобойщикам", - доставая из пачки новую сигарету, сказал Муравьев.
– Нет смысла. Если что, они сами выйдут на связь.
Для Муравьева начались часы томительного ожидания. Обильный кофе и непрерывное курение привело его в состояние какого-то нервного похмелья, но коньяку не хотелось. Послали молодого сотрудника за шампанским.
Почти ежечасно из разных концов Москвы звонил Соколов и докладывал об очередном разговоре с родственниками захваченного омоновца - система обратной связи была такова, что Дронов мог передать о своем решении только через родственников своего подчиненного. Но ни подполковник, ни депутат не подавали признаков жизни.
"Блинов сейчас в панике, - рассуждал Муравьев, - он понимает, на какую сумму придется ему раскошелиться".
Только через день
Выдержав определенную паузу, сняв прослушивание с квартиры депутата, Муравьев позвонил из телефона-автомата. Он представился посредником в делах Марии Мироновой и поинтересовался, какой вариант встречи устроил бы депутата. Блинов, ожидавший, что ему тут же начнут диктовать условия, от такой корректности растерялся, подумал и начал дипломатично:
– Расклад интересов таков, что вам опасаться за свою жизнь в данном случае не приходится. В отличие, скажем, от меня. Поэтому я предпочел бы встретиться у меня дома. Надеюсь, адрес называть вам не нужно.
Условия таковы: в квартиру вы придете один, без оружия. Ваши люди должны остаться в машине. По-моему, все логично. Если с вами что-то случится, ваши люди замуруют меня в собственной квартире.
– Это точно, - сказал Муравьев.
Утром следующего дня" Муравьев открыл тяжелую дубовую дверь и вошел в знакомый сумрачно-роскошный подъезд. Охранники Блинова, не удовлетворившись отданным им пистолетом, тщательно обыскали Муравьева, осмотрели каждую складку на его одежде.
– Видите ли, - объяснил депутат этот обыск, - я не заинтересован, чтобы содержание нашей беседы вышло за пределы моего дома.
Он проводил сыщика в кабинет, указав одной рукой на кресло, а другой - на столик с коньяком и закуской.
– С утра воздержусь, - сказал Муравьев, кладя ногу на ногу и закуривая. Приступим?
Он четко и коротко изложил "условия Мироновой". Для того чтобы разойтись без негативных последствий, депутат должен ей компенсировать физический и моральный урон.
А именно...
– Понимаете?
– Муравьев заострил внимание Блинова на своих последних словах.
– За одни ваши проделки с её похищением вы достойны приличного срока. Вы хоть осознаете, что вы с ней сделали? Она до сих пор не может понять, что сейчас, осень или весна.
– Ужасно, ужасно, - пробормотал депутат.
– Мы не знаем истинных мотивов ваших поступков, да, по правде сказать, они нас мало волнуют. Речь о другом.
– Назовите конкретно условия, - нетерпеливо перебил Блинов.
– Мария Олеговна решила не обременять себя заботами по продаже своих акций, недвижимости... Она предлагает перевести на счет, который я вам назову, половину оценочной стоимости.
– Половину!
– воскликнул Блинов.
– Она в самом деле сошла с ума.
– Не исключено. Надеюсь, нет нужды напоминать, чья здесь заслуга?
– Нет, это ужасно... Нет, это просто немыслимо!
– говорил Блинов, пересаживаясь к компьютеру.
– Взгляните!
– Он нервно защелкал клавишами.
– Вот сумма её недвижимости и ценных бумаг. Вы понимаете, что у этих цифр нет трех нулей?