Прогулки с бесом. Том первый
Шрифт:
Любопытство, кое всегда "голое", дарило собеседникам вопро:
– Знать бы, в какую сумму оценят прошлый труд в шахте Рура ("стального сердца Германии") с сорок первого по пятый?
– отвечал другой претендент, не выпячивавший обидчиво губы в сторону зарубежных работодателей:
.
– Чего выпячивать-то? Какая разница, кто выжимал соки? Как однажды сказали в отечестве "человек создан на труд отечеству" - так и работал без вопросов, не привыкать к работе. На кого работать дело десятое, главное как труд оплатят.
Граждане страны
– "Курочка в гнезде, яичко в пизде, а мы яешенку жарим" - редкое народное явление: понимали, что из не снесённых яиц яичницу нормальные люди яичницу не жарят, но от надежды "а, вдруг!?" не отказывались.
– Одно из любимейших ваших занятий.
Выплата компенсаций советским гражданам, побывавшим когда-то за рубежом не по собственному желанию, пришлась на времена, когда экономическое положение страны определялось привычным, простым и понятным только русскому человеку словом:
– Хуёвое - если сравнить граждан России с атомной бомбой - разница очевидна: когда в бездушном устройстве заряд урана превышает критическую массу и бомба взрывается - масса недовольных граждан может перевалить далеко за критическую без всяких последствий.
Лучшие политические, экономические и просто без звания, десятки лет пытались понять: "как, отчего и почему, каким образом, после многолетнего, упорного и успешного труда на строительстве социализма строители докатились до положения, когда недавний савецкий прочный, надёжный и устойчивый рубль, почти золотой, скатился в деревянные?
Отчего и почему платёжное средство подкатило к границе, за коей маячило "в базарный день гроша не стоит", отчего рублёвая гордость перешла к иностранным валютам?
Отправился к старшей сестре на семейный совет:
– Слышала новость?
– Какую? Новостей пропасть, успевай уши развешивать.
– Немцы собрались порадовать валютой за прошлое. И мы, вроде бы, не в стороне стоим от расплаты. Что думаешь, что скажешь? Пойдёшь в органы за поясняющими бумагами своему прошлому? Ага, военному? За справкой?
– Нет, нет, что ты! Дочь институт заканчивает, какие марки! Обойдусь без марок, как бы вреда не было!
– Каким образом?
– Ну, как же! А вдруг все узнают, что её мать...
– ... десятилетней два года пробыла в оккупации, и, мало того, в составе семьи оказалась в польском городе Люблине, совсем близко с "Кобет Майданек пекло"? И не помнит, почему и отчего не попала в само пекло? И родные органы, кои всегда и всё о тебе знали, вдруг потребуют объяснений, почему осталась жива и не оказалась в топке печи? За справкой иди в ФСБ, и если там на тебя нет ничего - получишь ответ:
– Извините, но вы чисты перед прошлым и настоящим, как слеза дитят", а о будущем не беспокойтесь. Думайте о настоящем проживании в стране, где позволительно
– и, довольная ответом, остаёшься чистой перед прошлым, настоящим и... извиняюсь, будущего нет, нам отказано в будущем.
И глядя на нынешний мир чистыми, постаревшими глазами цвета небесной синевы скажешь:
– Не была на оккупированной территории, не выезжала в польский город Люблин в конце июля сорок третьего года в составе семьи - а как пройти мимо срока в год и три месяца в лагере польского города Люблина одноименного воеводства не знаешь. Не знаешь сестра, отчего и почему, пребывая рядом с "Кобет Майданек пекло" осталась цела, и об этом от органов получишь справку. Впрочем, как хочешь, а я иду сдаваться. Если не имею будущего - попытаюсь хотя бы слабой прозой оставить при себе кусочек прошлого. Коли не горишь желанием побывать в кусочке военного времени длиною в три полных года, не хочешь выяснить, насколько жестоко послевоенный склероз повредил память о военном времени - дозволь брату окунуться в прошлое и окажи помощь фактами.
Три военных года представляют больший интерес, чем последовавшие пятьдесят "мирных и щасливых", что вспоминать, какие радости?
Если за семьдесят лет "торжества" система не подарила столько интересного, как четыре года войны - какими словами поминать систему? Пятьдесят лет прятались от самих себя, может, хватит? Умирать скоро, пусть хотя бы память покается.
Попытки понять почему "власть советов" тянула резину с выплатой компенсаций пять десятков лет - привели к выводу:
– Произведи одновременно с гражданами обиженной Европы выплаты и савецким помощникам в строительстве Рейха - суммы до последнего пфеннига ушли в привычную и любимую графу "псу под хвост", родное государство тех денег и понюхать не позволило с оправданием:
– На врагов страны советов работали!
Умнейшая, но, как всегда, меньшая часть граждан знала о наползающем крахе, не минует крах, наступит, и тогда нужда заставит "гордых совецких людей" вытянуть руку в сторону иностранцев с беззвучной просьбой "помогите", а что занятые суммы принято возвращать с процентами - протягивающие руку не думают.
Друзья - это друзья, но если враги в трудное время быстрее друзей просчитали обстановку и протянули руку с с валютой - куда вписывать бывших врагов?
– Увидели и поняли; пора поддержать спадающие штаны гражданам сгинувшей страны советов.
Никто не знал о размерах компенсации за прошлое, неизвестность огорчала, но ненадолго: спасала поговорка о курочке в гнезде, о яичке в том месте, и о яичнице из ожидаемых яиц.
Какой процент бывших "рабов с востока" держал нехорошие крайне огорчительные мысли "хер вам, а не марки" не знаем, но, пожалуй, терпеливые и выдержанные бывшие строители чуждой савецким людям империи утешались и ободрялись: