Происшествие
Шрифт:
Ясин-ага сидел с широко раскрытыми глазами.
— …Стоит передо мной седобородый старец в зеленых одеждах… И двинулся он ко мне, и положил руку на плечо мое, да так тряхнул, что чуть дух из меня не вышиб.
Волнение Ясина-ага достигло предела.
— Ну, а были при нем дервишский посох, секира, чаша? — спросил он.
— Конечно, были!
— Так это святой Хызыр, да будет благословенно имя его!
Лицо Хафыза-эфенди расплылось в улыбке.
— Да будь благословен и ты, Ясин! Ты догадался!
Ясин-ага довольно улыбнулся:
— Благодаря тебе и аллаху… Чего-чего, а уж это…
— Слушай же, что было дальше. «Имам-эфенди, — молвил старец, — слушай
31
Махди [арабск. — ведомый (истинным путем)] — по религиозным представлениям мусульман мессия («Спаситель»), который якобы должен восстановить чистоту «истинного ислама».
И Хафыз-Тыква впился страшным взглядом в Ясина-ага, а тот, ошеломленный, во все глаза смотрел на имама.
Прервав томительную минуту, Хафыз спросил:
— Есть у вербовщика Джемшира дочь, которую зовут Гюллю? Говори, есть?
— Есть, — дрожащим от страха голосом ответил Ясин-ага.
— Ха, тогда все верно, Ясин, все верно…
— Только вот о чем хочу я тебя спросить, — поборов волнение, сказал Ясин-ага.
— Спрашивай.
— Святой Хызыр наказывал тебе передать все это Музафер-бею? А не пропадет сила этого знамения оттого, что ты посвятил меня, недостойного, в волю аллаха?
— Молчи, неосторожный! Грех так говорить… Что значит пропадет сила знамения? Что ж, по-твоему, божественная воля всевышнего — мошенничество? Ты оскверняешь религию, коль думаешь, что сила ее может пропасть! Кайся, кайся, грешник, моли о прощении!
Ясин-ага принялся бормотать себе под нос молитву. И все-таки ему не верилось, что пророк Махди явится в мир от рода какого-то плюгавого пьяницы и гашишника. И Ясин-ага гнал от себя это сомнение и клял каналью шайтана, поколебавшего в нем твердую веру в аллаха. Ну конечно, конечно, — сокрушался Ясин-ага. — Вечером в комнате опять была Гюлизар. Хотя он и совершил омовение, но… Должно быть, омовение нельзя делать холодной водой. Наверняка оттого-то проклятый шайтан и поселился в нем и посеял это сомнение.
Ясин-ага нахмурился. И тотчас представил себе шайтана, черного, с рогами. Шайтан показывал ему длинный красный язык, смеялся и приговаривал: «Не верь! Не верь!» Мало того, шайтан прыгнул на большой нос имама, потом на макушку, на одно плечо, на другое…
Ясин-ага взмахнул рукой и отогнал гнусное видение.
— Благодарю тебя за доброту… — сказал он Хафызу. — Так вот оно значит как! А почему бы и не быть этому? — совсем бодро заключил он. — Аллах всемогущ!
— Ты сообщишь мне, когда прибудет Музафер-бей! — приказал Хафыз.
— Хорошо, имам-эфенди.
Залоглу сразу вырос в его глазах. Пророк Махди явится в мир от его рода? От пьяницы, картежника, насильника, совершающего всякие недозволенные проступки… И, оказывается, это возможно.
И потом эта дочь Джемшира… Допустим, имам-эфенди знает Джемшира, ну а дочь? Откуда имаму знать о девчонке? Ясин и сам-то не знал, что у Джемшира есть дочь. Да, да, конечно, это знамение, божественное знамение! Ведь не мог же солгать такой благословенный, уважаемый человек, посланник самого господа в деревне. Да и зачем ему лгать? Какая в этом
И вспомнив, что даже пустое подозрение — тяжкий грех, Ясин-ага заставил себя не думать больше об этом. Оставалась еще одна проблема. Дочь Джемшира, конечно, работала, и, наверно, на фабрике, среди мужчин. А там девушки не очень-то строгого поведения. Конечно, работала. Ясин-ага знал, что Джемшир заставлял работать всех своих детей от четырех жен и даже самих жен, летом — в поле, зимой — на фабрике. Фабричная работница, не любимая аллахом раба — жена благородного бея… — Ясин-ага покачал головой.
— Почтеннейший… — робко произнес он. — Извините меня, но я подумал…
— Я слушаю тебя, Ясин-ага.
— Я подумал… Что там ни говори, а ведь Рамазан-эфенди из благородных… А она не любимая аллахом рабыня, работающая в поле и на фабрике…
Хафыз вспылил:
— Глупец, дано ли нам, грешникам, знать, кто любим, а кто не любим аллахом?
Ясин-ага судорожно глотнул, когда, сказав это, Хафыз в страшном гневе вскочил с кровати и, направляясь к двери, бросил:
— Как только прибудет Музафер-бей, не теряй времени.
— Слушаюсь, ваша милость, слушаюсь, — закивал он.
— Все это надо сделать без промедлений, божественная воля всевышнего и святых пророков должна быть выполнена. Иначе… — И он опять посмотрел на Ясина-ага так, что тот съежился от страха. Потом Хафыз-Тыква повернулся и вышел.
Ясин-ага замер у дверей в почтительном поклоне.
Вот уже семьдесят лет он только и слышит от хаджи и ходжей [32] , что, когда настанет конец света, явится пророк Махди и наведет порядок в разрушенном мире. Сорок лет среди людей будут царить мир и справедливость, волк с ягненком станут друзьями, кругом зацветут розовые кущи… После этого мир постепенно придет в упадок, человеческий род захиреет, и настанет день страшного суда. Ясин-ага верил, что все случится именно так, он только не мог себе представить, что пророк Махди явится миру от рода полоумного нечестивца, когда у всевышнего есть столько приближенных к нему хаджи и ходжей, ученых богословов не только в его священных чертогах, но и во всех уголках земли. И хотя имам-эфенди сказал: «Глупец, дано ли нам, грешникам, знать, кто любим, кто не любим аллахом?», все-таки… Кто знает, может, он говорил правду? Что не подвластно могуществу всевышнего, держащего огромную Землю на рогах вола?
32
Хаджи — мусульманин, совершивший паломничество (хадж) в Мекку; ходжа — духовное лицо и одновременно учитель мусульманской духовной школы.
Ясин-ага отошел от двери, достал из сундука четки из девяноста девяти бусин, которыми обычно пользовался во время теравиха [33] , и сел, поджав под себя ноги, на то место, где только что сидел имам. Так он просидел дотемна, задумавшись и перебирая четки, когда в комнату, бесшумно, как тень, вошла Гюлизар и зажгла лампу. Увидев согнутую, молчаливую фигуру Ясина, она решила, что Хафыз-Тыква заколдовал его. Гюлизар подошла и положила руку ему на плечо:
— Что с тобой? Или Хафыз-Тыква околдовал?
33
Теравих — молитва, совершаемая каждый вечер во время рамазана (поста).