Проклятая и безликая
Шрифт:
Это все вызывало во мне ощущение, что здесь и вправду была деревня, долгое время мирно существовавшая на остатках древнего места, забытого даже теми, кто некогда обитал здесь. Жившие здесь люди попросту не знали о том, что прямо под их жилищами возвышаются заметенные грязью и землей останки древнего лагеря Волкодавов... Или целая резиденция Виров, исследовательский лагерь, что пытались найти что-то в этом месте. Только башня давала им понять о принадлежности этих мест к славному роду аристократии, но это никогда не останавливало селян, и не было ничего удивительного, что даже в подобном месте появилось селение. Был лишь один вопрос... Неужели за все это время, только сейчас дождь начал смывать землю, обнажая кости старинного форпоста, или же жители сами проводили раскопки? Это бы объясняло, почему их дома находились на возвышенности, но значит ли это, что подобная деревня, могла быть потерянными рабами Виров, которые просто исполняли волю своих хозяев, проводя раскопки... Они легко могли потеряться во время смуты, начать новую жизнь, продолжая раскапывать этот форпост. Велика вероятность, что жители сами откопали свою смерть, пробудив нечто, что Виры держали в этом форпосту, или нечто, что исследовали здесь. Возможно, из-за содержащегося здесь зла, он и оказался заброшен.
Я оставила позади руины древних казарм, где не было ни трупов, ни вещей, абсолютная чистота... Волкодавы покинули эти места без боя, скорее всего, по чьему-то приказу, отсутствовала кровь, даже мельчайшие кости, возможно, селяне растащили их по домам, а это значило лишь то, что искать нужно в их избах и землянках, где возможно, таятся секреты. Оглянувшись на дома селян, стоящие вокруг меня на пригорках, я выдохнула, готовясь к тяжелому подъему,
Я забралась в несколько жилищ, при этом по счастливой случайности, каждый раз находя себе путь, идущий по выступам глыб и булыжников. Это чуть приподняло мне настроение, позволив окончательно не убивать собственную одежду, обрекая ее исключительно на сожжение. Трупы в домах были старыми, но не такими, как я ожидала увидеть. На их скелетах остались незначительные остатки уже давно иссохшей плоти и мяса, порой, даже целые органы, на иных сохранились сморщенные, иссохшие лица, но в подавляющем большинстве, остатки костей были обглоданны до костей, на которых я видела следы клыков и трещины, вызванные чьими-то ударами. Сам факт того, что здесь до сих пор лежали скелеты, говорил о том, что деревня не переселилась, покинув неблагоприятные места, ее уничтожили, причем жестоко и быстро, можно сказать в одночасье. В дома находилась далеко не один или даже два скелета, целые семьи, с детьми, стариками, были убиты, пожраны и оставленные в местах убийств. Здесь кто-то был, и скорее всего, кто-то остался помимо того чародея, что обитал в башне, впрочем, Вир никогда не брезговали пожиранием человеческой плоти. Было жутко осозновать, что нам предстояло столкнутся с тем, кто был способен сжирать мертвую плоть людей, но несмотря на все... Возможно, это сделали звери, волки или медведи, со водились в округе.
Пройдя глубже, я стала вновь обнаруживать остатки зданий из белого камня, что ныне, хранили в себе волчьи скелеты и кости, находящие, как я предположила, в печальных обломках бывших барак и псарень. Что помимо костей, имели в себе выщербленные в камне акведуки, в которых сохранились остатки каких-то фруктов и даже несколько лужиц черной воды. Здесь определенно был очень могучий форпост, который имел подачу воды, собственных волков... Что могло произойти здесь, что подобное место оказалось покинутым, что заставило Волкодавов отступить? Все кости и остатки тел были так же изуродованы, как и кости в домах. Я не смогла найти ни одного черепа, а мех, даже спустя века, оказался пропитан кровью, что придала ему алый цвет. Неужели, здесь произошло что-то настолько ужасное, что воины Вир умерли здесь вместе с животными, не отправив ни единой депеши... Просто исчезнув. И кто мог сделать это, когда испокон веков, Волкодавы стояли насмерть в любом сражении. Так что же уничтожило их, не дав даже шанса...
Я дошла вплоть до входа к башне, не найдя больше ничего, что дало бы мне хоть какую-то надежду на то, что я смогу в точности узнать, что же именно произошло. Впрочем, у меня было множество мыслей, начиная от запертого демона, что пробудился, вырвавшись на свободу, до проклятого Волкодава, что оказался заперт в этом месте, лишь недавно вырвавшись из своего сна, уничтожив деревню... По причинам, которые я не могла понять, но надеялась, что смогу узнать о них, он остался жив сквозь века, и теперь, представлял для нас угрозу. Меня опечалило, что в домах не оказалось ничего существенного, способного послужить мне трофеем, быть может, оружие, сотканное из легенд и мифов. Но везде были только лишь бесполезные вещи, разбитые горшки, сломанная посуда, плесень и гниль, что ползла по черному, влажному деревню. Ничего, что дало бы ответ, что именно случилось в этой деревне, только догадки, все новые и новые, все более безумные. Благо, сейчас дождь уже казался чем-то хорошим, способным помочь мне увидеть еще больше старинных построек, что таили в себе удивительные секреты, ведь именно он дал мне узреть псарни и многие акведуки, оставшиеся среди разрушенных построек. Теперь, мне предстояло дождаться Гвин, чтобы обсудить что делать дальше, и что нам удалось узнать. Неуютно перебираясь с ноги на ногу, дрожа от холода и пытаясь дождаться девушки, которую высматривала в тумане передо мной, я размышляла над судьбой этой деревне, пока наконец... За спиной не раздалась ужасающая песнь, а следом, послышался медвежий рев, предвещающий скорую смерть.
Глава 23
Воздух вокруг застыл, в нем не никакой влаги, казалось, будто молитвенная песнь смогла разогнать дождь, но она просто окрасила его в алый цвет. В воздухе гремели черные молнии, которые освещали землю и мое тщедушное тело, что застыло, не в силах сделать шаг в сторону. Земля под ногами стала казаться живой, разумной плотью, что двигалась в такт чьим-то одичалым движениям, пытаясь утопить меня в себе. Но куда хуже было слышать именно песню, что текла из проклятой башни, подобно тягучей слизи пробираясь к краю сознания, одолевая его, подчиняя себе. Казалось, что впервые в жизни, я ощущала подобную молитвенную силу, переполняющую мысли и овладевающей душу, которая прямо сейчас пронзает меня насквозь, пригвоздив к земле, беспомощно бросив на растерзание. Я не понимала слов, но их и не было, те текста, что текли сейчас подобно крови, не были осмысленным, я не знала, кому молился жрец, подобное... было хуже чем все, о чем мне рассказывала Аколит, никто из богов не желал слушать подобное, проклятое пение, что гноилось в своих эмоциях, настолько искренних, и от того ужасных, что подобное было попросту невозможно принять за прошение к какому-либо божеству. Это было древнее чем наши текста, это вызывало к чему-то, что погибло очень давно, еще до того, как мир озарился искрой человеческой мысли, к чему-то, что видело бескрайнюю тьму, и потому… та отчаянная, остервенелая в своей ненависти песнь, которая разливалась по деревне, казалась столь порочной, что мне было попросту больно. Вся моя сущность изнемогала от нее, свет в душе, который многие принимали за Их дар, обжигал, впитывался в тело, сковывал движение. В молитве не было фальши, она не скрывала свой истинный, темный облик, наслаждаясь тем кошмаром, безумием и проклятьем, что творила. Голос жреца, что исполнял ее, не мог измениться в своем одичалом пении, это был не человек, страждущий крови зверь. В словах не было мыслей, не было личности, только животная ярость, смешанная с такой отчетливой ненавистью, что поросший на зданиях мог истлел, обратившись пеплом, рассеянным диким ветром. Бушующим вокруг нас, поглощая в себе, словно ураган.
Меня настигли видения, подчинив себе мой разум, но не овладев телом, которое по-прежнему стояло в грязи, забывшись о собственном существовании. Я видела то, о чем пел жрец, слова, бывшие лишь недавно воем, ревом и шипением, обретали свой сакральный смысл, что растворялся в крови. Я слышала историю предательства, взявшее свое начало за тысячелетия до того дня, как была рождена я, задолго до того, как здесь был построен этот форпост, и как возводилась на останках выжженного мира наша Империя, это все было прахом, ошибкой в глазах жреца, и в обезумевших зрачках того, кому он возносил свою молитву. В песне воющего на луну безумца, в веках остались века мрачной, нескончаемой ночи, когда весь мир оказался уничтожен, стерт с лица земли войной богов, и на его вырванных хребтах, на вспоротых венах, на растерзанной плоти, бродили брошенные богами существа, что в отчаянной ненависти к собственным сущностям уходили в глубины, рыли тоннели, ведущие к самым низинам мироздания, умирая от собственных рук, лишь бы избавить мир от себе подобных, обрести покой. Молитвенная песнь с вожделением шептала мне о том, что эта будет участь нашего мира, что вскоре, всем предстоит очиститься, раскаяться и умереть, под предводительством единого Бога, порочного бога, созданного чуждыми ему руками и выпущенного в мир ужасающим творением, что единственный, смог узреть всю правду. Бога, который разорвал собственные оковы, который на века опустил мир в новую эру, своим ревом провозгласив века алых ночей, отголоски которых до сих пор будоражат жрецов и магов на всей земле. И я видела их. Века проносились передо мною, мелькая отрывочными образами кровавых вспышек и нескончаемого волчьего воя. Мною было увидено, как над миром восходит алая луна, как ее свет меняет людей, заставляя тех убивать свои семьи, разрывать голыми руками детей и лакомиться плотью себе подобных, не видя для себя преград. Я видела, как из опустевших деревень, из пылающих городов и разрушенных форпостов, дергаясь, обращаясь в
Воля покинула мое тело, я пыталась устоять на ногах, блаженно прокручивая в сознании ужасную песнь, не заботясь ни о чем, лишь постепенно приходя в себя. В это же время, пока из развалин башни, дыша подобно вихрям бури вокруг, выходил огромный медведь, с грязной, изрытой ранами шкурой и поступью, сравнимой с громом. Это чудовище было в три раза выше чем я, его тело казалось искусственно раздутым, будто бы внутри него были туши множества себе подобных. Серебристая шерсть, что порой выглядывала из под грязи, была покрыта кровью, из тела торчали сломанные мечи, стрелы и копья, которые давно заросли плотью, оставшись в теле медведя словно трофеи, горькое напоминание о тех, кто пытался его убить, но сами сложили головы. Лапы, по размеру и толщине, сравнялись с срубами деревьев, медленно перебирая их по земле, он оставлял в мягкой, податливой грязи, глубокие раны, его когти и вправду оказались размером с клинки, отточенные о деревья, они блестели под каплями алой воды. Дождь быстро окрасил всего медведя в кровавые, гранатовые тона, багряные облака словно зависли над этим местом, не переставая поливать деревню своими глубоко красными слезами. Но даже в сравнении с остальным, морда медведя была… чем-то неправильным, словно… Словно жрец лишь недавно сражался с ним, и судя по всему, смог выиграть, подчинить его себе. Голова зверя практически полностью превратилась в кашу из мяса и застывшей плоти, которая покрылась отвратительной, черной коркой гноя. На его морду был надет явно маленький для него ошейник из грубой, вареной кожи, который стискивал морду так туго, что было видно как мясо и кожа выпирает из свободных отверстий, чуть свисая и колыхаясь при движении. Его глаза были безбожно выколоты, пустые глазницы имели в себе пустоту, в глубине которой находились кровавые разводы, и бьющиеся вены, зато не переставал дергаться черный нос, вынюхивающий пространство перед ним.
Его движения были тяжёлыми, вынужденными, тело пыталось двигаться, но непременно заваливалось то вправо, то влево, словно не в силах найти точку опоры на земле, которая так отчаянно прогиналась под ним. Когда зверь покинул прочную кладку около башни, начиная приближаться по мне, ориентируясь исключительно на запах, что исходил от меня и еды, оставшейся в сумке, его лапы все глубже и глубже увязали в глине и грязи, которая из-за дождя поддавалась каждому его движению и вызывала яростный, раздраженный и злостный рык. Осознание, что смерть близка ко мне так, как только может быть, пришло далеко не сразу, лишь тогда, когда медведь рухнул под собственной тяжестью в землю, принявшись с диким ревом и ненавистью рыть землю, передними лапами ударяя по грязи и создавая себе выход из западни. Подобное, я видела возле деревни, но как бы я не пыталась, даже такая близость опасности не могла в полной мере... Пробудить тело, разум и сознание, которые до сих пор безрезультатно утопали в уже давно закончившейся песни, такой прекрасной, такой далекой и безумной, темной и жестокой. Проклятый ритм не отпускал, сознание плавало в самом себе, не в силах выявить ни одну мысль, до сих пор, я не испытывала ужаса от того, что видела перед собой столь огромного зверя, по-прежнему на душе царил странный, ни чем не объяснимый покой, который змеей стянул сердце и душу, не позволяя мне понять, что уже давно стоило бежать отсюда, искать Гвин, готовить план. Сделать хоть что-то, чтобы не погибнуть, это все было так далеко, неважно и бессмысленно... Что как бы я ни старалась, как бы не бился мой разум в клетке, я не смогла сделать даже шага в сторону, оставаясь на месте, не готовая встречать смерть, но не имея сил... Чтобы уйти.
Ангел спаситель явился ко мне незамедлительно, когда душа уже была готова принять смерть. Сбивая меня с ног и затаскивая за очередные развалины бывших строений Волкодавов, ее руки ледяными касаниями проводили по моей разгоряченной коже, сбивчивое дыхание ударяло в маску, просачиваясь сквозь отверстия для глаз и рта. Гвин принялась трясти меня за плечи, пытаясь вернуть сознание и привести меня в чувства, на глазах девушки виднелась россыпь грязи и застоявшихся слез. Ее предплечья и пальцы оказались обезображенны грязью, на шее виднелся свежий синяк, словно она с кем-то сражалась, в сумке что-то трещало и скрежетало, но благо, не так громко, чтобы привлечь к нам медведя, но достаточно, чтобы добавить к хороводу бессвязных мыслей новые. Ее взгляд был напуганным, но далеко не зверем, а мною, в нем читалось беспокойство, но постепенно, на его смену приходило спокойствие, попытки осознать проблему и решить ее. Губы дрожали, пока она в итоге не прикусила одну из них, тихо всхлипывая и начиная слизывать с нее кровь. Мой разум отзывался физическому контакту, вид крови привлекал, она манила, будучи словно свет, яркий и теплый. В тоже время, ее движения постепенно возвращали меня в холодную и опасную реальность, куда мне необходимо было вернуться, оторвавшись от прекрасного созерцания прошлого. Оказавшись в силах наконец сделать хоть одно движения, я утерла с ее губ кровь, смахивая ее в сторону, но кровь осталась на пальцах, стремительно исчезая на них, будто я впитала ее. Это придало мне новые силы, которые объяснялись только странным влиянием алого эликсира, кровь на пальцах, на ее губах, на мне... Так будоражила, так возбуждала, я смогла утолить жажду, дарованную песней, ненамеренно взяв крови у родного человека...кажется, мне оказался понятно, почему в домах неизменно лежали мертвыми целые семьи, песнь не дала им сдвинуться, пока жрец питался ими...и возможно, кормил зверей, подчиненных его силе. Все выстраивалось в единую историю, и это придавало мне уверенности в своем сознании, я ведь не безумна, способна мыслить, и поэтому... Нужно двигаться, нужно вернуть в тело жизнь, пока еще не стало слишком поздно.