Проклятие Неферет
Шрифт:
Я непонимающе уставилась на него.
Отец громко рассмеялся.
– Ты выглядишь в точности как твоя мать, когда я в первый раз ее поцеловал. Это было в первый вечер, когда мы встретились. Тогда я тоже пошел против общественных условностей!
– Прости, отец. Я не понимаю.
– С сегодняшнего дня я прекращаю наш траур.
– Когда я тихо ахнула, он молча махнул рукой, словно стирая сажу с окна.
– О-о, некоторые будут шокированы, но большинство поймет, что открытие Всемирной Колумбовской выставке является чрезвычайной ситуацией. Президент банка, управляющего средствами выставочного комитета должен вернуться в общество.
– Он постучал кулаком по столу.
– Теперь ты понимаешь?
– Мне очень жаль, отец. Нет. Тебе придется объяснить мне ещё раз, - искренне сказала я.
Он, казалось, был доволен моим признанием.
– Ты, конечно, ничего не могла понять. Мне нужно так много тебе объяснить.
– Он наклонился и неловко потрепал мои руки, сжавшиеся на моих коленях. Слишком долго его горячая, тяжелая рука сжимала мои, пока его взгляд прожигал меня.
– К счастью, я готов тебе помочь. Знаешь, не все отцы станут это делать.
– Да, отец, - повторила я свой заученный ответ, и попыталась успокоить безумное биение моего сердца.
– Могу я налить тебе еще бренди?
Он отпустил мою руку и кивнул.
– Да, конечно. Вот видишь, ты можешь учиться!
Я сосредоточилась на том, чтобы не пролить бренди, но мои руки дрожали, и хрустальный графин звякнул о край его бокала, из-за чего жидкость янтарного цвета чуть было не вылилась. Я быстро поставила бутылку на стол.
– Извини, отец. Я такая неловкая.
– Неважно! Уверенность приобретается с практикой.
– Он сел на бархатный диван, потягивая свой напиток и изучая меня.
– Я точно знаю, что тебе нужно. Я читал об этом только сегодня утром в " Трибюн». Кажется, растет количество случаев женской истерии, и совершенно очевидно, что ты страдаешь этой болезнью.
Прежде, чем я успела сформулировать свой протест, который бы не разозлил его, он встал и пошел, слегка покачиваясь, к маминому маленькому шведскому столику, стоявшему у стены, и налил из графина красного вина, которое я, как раз в то утро, тайком разбавила. Он принес хрустальный бокал и небрежно сунул его мне в руки, сказав:
– Пей. В статье, написанной известным доктором Вайнштейном, говорится, что один или два стакана в день, должны служить средством для женщин от «истерии».
Я хотела сказать ему, что я не была истеричкой, — что я была одинока, растеряна и напугана и, да, я сердилась! Вместо этого я сделала глоток вина, контролируя выражение своего лица, и спокойно кивнула, повторив, словно попугай свой ответ:
– Хорошо, отец.
– Видишь, так лучше. Больше никаких глупо дрожащих рук, - он сказал это так, словно совершил чудо исцеления.
Я пила разбавленное вино и, наблюдая за ним, самодовольно посмеивавшимся, представляла себе, как выплесну вино в его порозовевшее лицо и убегу из комнаты, из дома, и из жизни, к которой он пытался меня подтолкнуть.
Его следующие слова остановили мою разгулявшуюся фантазию.
– Через два дня, вечер в среду, ровно в восемь часов, станет сигналом о начале возрождения дома Вейлоров. Я уже разослал приглашения и получили подтверждения, что все будут присутствовать.
Я почувствовала, что моя голова сейчас взорвется.
– Присутствовать? Возрождение дома?
– Да, да, ты должна обратить особое внимание, Эмили. Это
– Через два дня? В эту среду?
– Я старалась держаться спокойно.
– Конечно! Мы потратили слишком много времени, и уже оторвались от водоворота окружающих нас событий. Выставка откроется через две недели. Дом Вейлоров должен стать осью в центре колеса нового Чикаго!
– Но-но я понятия не имею, как …
– О, это не так уж трудно. И ты женщина, хотя и молодая. Рестораны и развлечения — для женщин это естественно, а особенно для тебя.
Мое лицо запылало.
– Особенно для меня?
– Конечно. Ты так похожа на свою мать.
– Что прикажешь подать? Надеть? Как же я…
– Посоветуйся с поваром. Это же не полный обед. Я уже говорил тебе, что мне удалось отложить это до субботы. Трех блюд для среды будет достаточно, но убедись, что у нас есть лучшие французские вина, а также пусть принесут из погреба портвейн, и отправь Карсона купить еще моих сигар. Пуллман имеет особое пристрастие к моим сигарам, хотя он предпочитает курить мои, чем купить собственные! Ха! Миллионер-скупердяй!
– Он допил свой бренди и хлопнул себя мясистыми ладонями по бедрам.
– Ох, и о том, что тебе следует надеть. Ты — хозяйка дома Вейлоров, и имеешь доступ к гардеробу своей матери. Найди ему хорошее применение.
– Он поднял свое громоздкое тело с дивана, и, выходя из комнаты, добавил: - Надень одно из платьев Алисы из изумрудно-зеленого бархата. Это подчеркнет твои глаза.
* * *
Мне бы хотелось снова вернуться в тот день и успокоить себя объяснением, что все случившиеся события были недостающими кусочками в завершенной картине моей будущей жизни. Мне не стоит быть такой напуганной и сбитой с толку. Все будет хорошо — все будет намного лучше, чем просто хорошо.
Но в тот вечер я не подозревала, что это незначительное возвращение в общество сразу и полностью изменит мою жизнь — я просто терялась в своем страхе и одиночестве.
Два дня для меня прошли как в тумане. Мы с поваром планировали приготовить суп из омара со сливками, жареные утиные грудки со спаржей, которую в начале сезона было очень трудно найти, и на десерт замороженные ванильные пирожные — отец их очень любил.
Мэри принесла мне мамину коллекцию платьев из изумрудно-зеленого бархата. Их было более дюжины. Она положила их на мою кровать, словно зеленый водопад из ткани. Я выбрала самое консервативное из них — скромное вечернее платье без всяких украшений, за исключением лифа и рукавов, расшитых жемчугом. Мэри неодобрительно пробормотала, что платье с золотой отделкой смотрелось бы более впечатляюще. Я проигнорировала ее и настояла на своем выборе, так что ей пришлось согласиться.
Затем обнаружились различия. Я ниже, чем мама, но ненамного, а моя талия тоньше. Однако грудь у меня больше, и, когда Мэри наконец помогла мне надеть платье, и я встала перед своим зеркалом в полный рост, Мэри сразу же начала кудахтать и суетиться, распарывая швы, пытаясь вместить мое тело.