Проклятие рода
Шрифт:
– В кремль! – Приказал еще раз Иоанн.
Ваньку спасенного вместе с удальцом - новгородцем холопы уже приняли, в шубы закутали, на коней посадили, да повели за собой сквозь толпу восторженную. Шапки вверх взлетали, славили Сеньку Опару.
Вечером Болдырь, Кудеяр и Сенька на берегу сидели у кострища. Шуба, с царского плеча полученная на земле валялась, на ней и расположились. Друзей рыбаки накормили, а Опару великий князь потчевал.
– Видал? Самого? – Не терпелось узнать.
– Да, как тебя. – Лениво цедил сквозь зубы
– Не томи, рассказывай! – Казак потянул за рукав.
– Каков он? – Не удержался и Кудеяр.
– Высок, тощ, зол на всех. – Процедил скупо Семен. Потом добавил.
– Да страха много. Хотя от злобы и сила великая сидит… Жаром пышет прямо. Так бы и изжарил любого.
Ладья мимо проплывала, с нее окликнули:
– Эй, Семен, почто боярина спас?
– На шубу польстился! Эвон, зима скоро. – Отозвался.
– Дык, сам бы на Волгу сходил. Одним боярином меньше, всем воли больше.
– Плыви себе с Богом! Не досуг мне. – Сенька махнул рукой.
– Бывай! – Донеслось сквозь скрип уключин.
– И тебе не хворать!
Ладья растаяла в вечернем сумраке.
– Ну! – Болдырь опять за рукав дернул.
– Отцепись!
– Не репей, чтоб цепляться! Говори!
– Расспрос учиняешь?
– Да уж кабы… как шелковый заговорил бы… - Казак начал злиться.
– Хватит собачиться! – Оборвал их Кудеяр. – Не тяни, Семен, сказывай право.
– Завтра! – Кивнул головой Опара.
– Что завтра?
– Завтра увидим.
– Что увидим-то?
– Сегодня меня сперва Мстиславский к себе звал. – Неторопливо начал рассказ.
– Да от него сразу к великому князю обедать повели. Вот и потолковали. Жаловался на непокорность новгородскую. Допытывал откуда она. Мол, с ласковым словом хотел, а мы, дескать… А глазищи горят, так и жег насквозь, только я-то не соломенный, не вспыхну. Я ему про дьяков, да бояр вороватых. Дескать, их народ не любит, от них заступа ищет, на одного великого князя надежа. А то, что ему люд новгородский не приветен показался, так оттого, что не признали. Мало люди его видели. А тут и он мне про бояр. Нужда у него в деньгах сильная. Бояре, рек, здорово казну великокняжескую обобрали. Тут и говорю ему: «Удали, мол, всех из палаты. Тебе, да князю твоему Мстиславскому, поведаю тайну». Насторожился сразу, посмотрел, прям опять прожечь насквозь хотел. А в глазах-то пламень иной - страх затаенный. Боится, знать с людьми-то без псов своих подручных… После с князем Ванькой переглянулся, тот кивнул. Тогда приказал, вышли все вон. Тут и поведал я ему про тайник соборный, золото митрополичье.
– Какое золото? – Переспросил казак.
– В Святой Софии, на хорах, на самой верхотуре, тайно держат казну митрополичью.
– А ты откуда ведаешь?
– Да уж, ведаю. – Усмехнулся парень. – Взломают завтра, сперва попы узнают, завоют, в колокола ударят, за ними люд новгородский поднимется, не простят ему. Тогда и сокрушим их всех!
– Для того и в реку прыгал? Хитер! – Восхитился казак. Хлопнул по плечу Опару. Тот поморщился.
– А коня княжеского, кто столкнул? –
Семен улыбнулся хитро.
– Так я ведь рядом стоял. На рубахе орех, как на грех, от чертополоха повис. Гляжу, зад лошадиный маячит, на меня напирает. Ну, я под хвост и сунул, чтоб не затоптал сироту.
– А как сам Иоанн оказался бы на коне том?
– Тогда б и не прыгал за ним! Пусть сам выплывает. – Развел руками.
– А жаль… - Покачал сокрушенно головой Кудеяр.
– Не с руки было, да и раздумывать некогда. – Пожал плечами Сенька. – А ведь он то ж допытывал.
– Кто?
– Да, Иоанн. То ж спрашивал – прыгнул бы, аль нет.
– А ты?
– Вестимо прыгнул – ответил.
– Семен засмеялся. – Поднимайтесь. – Неожиданно вскочил на ноги, словно вспомнил что-то. – Схорониться нам надобно. Неровен час, людей своих пришлет великий князь. Отблагодарить мечом захочет.
– Отобьемся! – Махнул рукой Болдырь. Казака разморило от добрых вестей, да сытной ухи, что угостили их рыбаки, пока Семена дожидались.
– Трое нас, а их может много навалиться. Береженого Бог бережет. Нам еще наши животы сгодятся днем завтрашним, когда главное начнется. Вставай, говорю. – Пнул легонько казака.
– Куда пойдем-то? – Пробурчал Болдырь, с неохотой поднимаясь.
– На Кудыкину гору. К Истомке – кожемяке отведу вас.
– Далеко твоя Кудыкина гора?
– Не-а. – Зевнул Сенька. – На Рогатице. – Засмеялся, видя недоверчивый взгляд казака. – Да, придумал я Кудыкину гору, а Рогатицей улицу зовут.
– Геть, бесов сын! – Усмехнулся в ответ Болдырь. – Веди уж.
Хорошо спалось на сене свежескошенном, да пробужденье было невеселым.
– Вставайте! – Растолкал приятелей Сенька. – Ушел проклятый Иоанн! – За спиной ушкуйника стоял молчаливый чернобородый Истома, под чьим кровом заночевали друзья. Кожемяка кивнул головой, подтверждая слова товарища.
– Как? – Сон вмиг улетучился. Болдырь аж на ноги вскочить хотел, да не устоял на сене, повалился на бок.
– Ночью казну они взяли. – Злой Опара словно рубил слова. – Дьячка приходского, что в храме по случаю оказался, тут же запытали. Ныне помирает он у рудомета Мишки Никитина по соседству. Выдал все под пыткой. Казну взяли и во тьму, аки тати скрылись. На Москву подались. Татарва проклятая! – Бросил в сердцах.
– Почему татарва? – Не понял Кудеяр.
– Словно набег татарский. – Хмуро пояснил ему, выбравшийся из сена, Болдырь. – Налетели саранчой, пограбили и тут же ушли, чтоб не нагнали.
Мрачный Опара кивнул головой – верно говоришь.
– И что теперь? – Кудеяр даже растерялся. Вроде так все складно выходило.
– Теперь…, - задумался казак, - первая кровушка пролилась… А попы твои? В набат не вдарили? – На Семена посмотрел пристально. Парень опустил голову, кулаки сжал, желваки заходили.
– Поздно опомнились! Чего звонить-то ныне… по ком…
– На Москву подаваться надо! – Вдруг осенило Кудеяра. Юноша тряхнул решительно кудрями. – На Москве его достанем! А нет, так… - замолчал, не зная, а что иначе-то делать.