Проклятие России. Разруха в головах?
Шрифт:
Демократия. Сформировалась в XX веке в том или ином виде в большинстве развитых стран. При помощи многих сдержек, таких как разделение властей на исполнительную, законодательную и судебную, появление четвёртой власти – свободной прессы, антимонопольное законодательство и т. д., демократия устраняет ту системную неустойчивость, которую имела республика. При этом внешне демократические системы совсем не похожи. Где-то правят президенты, где-то премьер-министры. А во Франции появление террористической организации ОАС, и не только оно, привело к переходу к президентской республике от парламентской. Примечательно, что создание реальной демократии повсеместно совпало с переходом к обществу потребления. Демократия достаточно эффективно решает проблему «ABC». Высокий уровень преступности в США не является угрозой общественной стабильности. Подавляющее большинство преступников – маргиналы. Суммарная мощность их и влияние очень малы. Денежные потоки, которые они контролируют, – капля в море экономики. Основные игроки американской экономики действуют исключительно цивилизованно, и если кто-то пытается применить старинные методы из разряда «ABC» («Энрон», например), с ним разбираются по всей строгости закона. В большинстве европейских стран существуют мощные социальные системы, позволяющие адаптировать к цивилизации большинство маргиналов.
Примечательно, что устойчивая республика или демократия – это культурный феномен. Торговые города, элита которых имеет менталитет, позволяющий ей действовать в отношении оппозиции только ненасильственными методами, устанавливали и веками сохраняли республики, имея лишь самые слабые механизмы защиты республики от возможных деспотов. Великобритания повернула по-настоящему к демократии ведь не при Кромвеле, а уже после реставрации, когда появилась магическая формула «оппозиция её величества». То есть оппозиция так же священна и неприкосновенна, как и любая собственность её величества. Если элита обладает нужным менталитетом, то она может осуществлять республиканское правление абсолютно независимо от степени развития производительных сил (по крайней мере, в период с ранней античности до наших дней). Сознание опять определяет бытие.
Ну а то, что Венеция и Голландия пали под натиском Наполеона, а Новгород – Москвы, не повод для осуждения республик. Кто не пал-то перед ними в своё время, в эпоху империй?
Конкурентоспособность
Конкурентоспособность, понимаемая, как способность к выживанию и эффективному ведению дел, тесно связана с цивилизованностью. Субъект, не знающий, как себя вести в обществе, будет невольно нарушать его законы. При этом он, как правило, становится лёгкой добычей хищников, которые свои методы оттачивают очень быстро. Причиной, приводящей к потере конкурентоспособности большинством субъектов, является резкое изменение внешних правил и условий. Такой причиной может быть революция. Вот объявили в 1992 году капитализм в России, а жить-то по законам капитализма не умел никто. Второй важной причиной является изменение условий взаимодействия с внешними рынками. Вдруг внезапно из-за границы начинают поступать товары лучшего качества, чем ты можешь сделать, да ещё и более дешёвые. Нужны новые технологии и деньги на модернизацию производства. А где их взять, когда ты неконкурентоспособен? Целые регионы могут на десятилетия (если не навсегда) погружаться в пучину депрессии. А немногие конкурентоспособные отрасли только усугубляют дело, вытягивая из остальных лучших людей и перекраивая под себя законы.
Другой пример – катастрофическое падение цен на нефть, газ, сырье в 1998 году. Оно обрушило криминально-олигархические банки, чью роль в выборе пути развития России трудно переоценить. Оно нанесло тяжёлый удар добывающей промышленности, сильно сократив её способность диктовать условия остальной России. Оно обрушило курс рубля к доллару в 4 раза за месяц, притом что цены практически остались неизменны. Тем самым конкурентоспособность всех отраслей промышленности, кроме добывающей, повысилась в 4 раза. И вот от этой точки начался бум 1999–2008 годов. Поскольку добывающая промышленность лишилась политической власти, то сверхприбыли из неё начали изымать. А предпринятая в 2003 году Михаилом Ходорковским попытка вернуть власть закончилась лишь его тюремным заключением и гибелью ЮКОСа.
А у нас-то как дела?
Однако, а как в России обстоят дела с легализацией, цивилизованностью и проблемой «ABC»? Скажем прямо, пока не очень. Но и ничего сверхъестественного тоже не происходит. Для начала, поскольку мы не из США и не из Западной Европы, вернёмся к Перу и де Сото. Времена, когда всё решалось не по закону, а по понятиям, в истории России были. Российская империя была наследницей великой империи монголов, наверное, самой большой из когда-либо существовавших империй. Способ управления бескрайними территориями, патернализм, тоже был унаследован от монголов. И задачу удержания территорий способ этот позволял решать отлично. Однако по мере того, как границы наблюдаемого мира расширялись, как совершенствовались наука и техника, менялась и парадигма мышления европейцев. Им больше уже не казались убедительными утверждения Экклезиаста «что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться». Европейская цивилизация с двух сторон вышла к Тихому океану. Великий некогда Рим оказался маленьким. И понимала уже европейская элита, что против картечи и мушкетов у римских легионов не было бы шансов выстоять. Пока Испания, Португалия и Россия неудержимо распространялись вширь, в Центральной Европе занимались теоретическим основанием того, что в эпоху Просвещения стало «прогрессивным гуманизмом». Теории «регулярного государства» («полицейского» в другом переводе) и камералистики, созданные в XVII веке, базировались на утверждении, что прогресс не только возможен, но и едва ли небезграничен. А государство этот прогресс должно организовывать и направлять. И подобно тому, как наука описывает мир на своём языке, государство должно описывать общество на языке законов. А общество не сопротивлялось, поскольку в законах видело защиту от произвола власть имущих. Камералистику уже в XVII веке преподавали в университетах, и правящая элита многих стран внедряла её в жизнь.
Так вот, задачу организации прогресса патерналистский способ управления решить не мог. Он целиком базировался на делегировании полномочий и уважении к местным традициям. Даже церковная реформа Никона нанесла тяжёлый удар по этому способу, показала его низкую эффективность для проведения реформ из центра. Пётр Великий решительно начал внедрять новые способы управления, прошедшие уже испытание в Европе. Хоть и правил он в основном указами, но к концу его жизни увидели свет и Табель о рангах, и Генеральный регламент. Далее эта работа была подхвачена Екатериной Великой и её последователями. Конечно, принимаемые законы хорошо исполнялись лишь в пространстве от Невы до Фонтанки (впоследствии – в пределах Садового кольца). И патернализм существует и по сей день. Да, сплошь и рядом законы выполняются чисто формально, но они выполняются.
В стране с нелегализованной экономикой можно свободно принять неисполнимый закон. Его всё равно не будут выполнять, разве что взятки контролирующим органам вырастут. В стране, где экономика в значительной степени легализована, большая часть субъектов, грязно ругаясь, всё-таки попытаются выполнить этот неисполнимый закон. Если исполнимость закона не вырастет, то постепенно он будет заменён законом негласным, который будет нормально исполняться. В стране с легализованной экономикой неисполнимый закон принять нельзя.
Конечно, в России есть мощные силы, заинтересованные в том, чтобы степень легализации не возрастала. Это и чистый криминал, занятый рэкетом, и структуры, занятые отмыванием денег. Однако мощность их несопоставимо мала в сравнении с мощностью сил, заинтересованных в легализации. До тех пор, пока существует хоть какая-то сменяемость властных элит, ни один нелегал не может чувствовать себя в безопасности. Даже если бы неким силам удалось отменить ограничение пребывания у власти президента РФ двумя сроками, президенты все равно остались бы смертны. А при этом никакое положение в обществе и никакие деньги не являются защитой от расплаты за нелегальную деятельность. Дрожать никто не хочет, кроме тех, кто никакой легальной деятельностью заниматься не умеет. Потребность в безопасности – сильная потребность, особенно для тех, кто прочие свои потребности удовлетворяет без труда. Бизнес хочет быть легальным. Конечно, нелегко отказываться от сладких плодов нелегальной деятельности. Поэтому процесс легализации идёт медленно. Но он будет неуклонно продолжаться, если только государство не займётся опять грабежом и созданием абсолютно невыполнимых законов.
Теперь – о цивилизованности. На протяжении всего XX века в России с ней были большие проблемы. Большевики на самом деле сильно отличаются от нацистов. Нацисты истребили десятки миллионов людей в сопредельных государствах, а большевики – миллионы и в своём. Команда Гайдара неизмеримо лучше тех и других, поскольку впрямую не истребляла вообще никого. Однако между 1918 годом и 1992-м есть много общего: внезапно все законы общественной жизни были отменены, а жить по новым законам не умел никто. Быстрее всего к этому приспосабливаются те, кто и раньше не жил по законам. В первую очередь жулики. В 1992 году уровень налогообложения был таков, что с рубля дохода надо было платить примерно 90 копеек налогов. Вся реальная экономика легла, а потом начала медленно отползать в тень. Кто не захотел – обанкротился. Никакого принципиального отличия такого налогообложения от продразвёрстки нет. В этой экономике без правил именно жулики и махинаторы получают наибольшую выгоду. Но криминал начинает развиваться стремительно и устанавливает свои правила. И даже это лучше, чем игра без правил. Уличные банды исчезают. Большая часть их вливается ряды криминалитета, где их очень жёстко заставляют играть по правилам. Прочие гибнут, поскольку криминал конкурентов не любит. Если даже случайно банда уличных хулиганов, увлекающихся мордобоем из любви к искусству, встретит вечерком на улице братка, что с ней будет? Правильно – отойдёт в мир иной. Махинаторы исчезают, поскольку отвечать теперь приходится не перед обманутыми лохами, а перед «крышей» этих лохов. Многие банки и предприятия создают собственную «крышу», которая тоже обходится недешево. Затем начинается борьба «преступных группировок» за передел сфер влияния. Тут кровь течёт рекой. Какое отношение это имеет к демократии? Никакого. Если бы не прививка 1918 года, новой гражданской войны было бы не избежать. Но обошлось.
В жизни я не имел «крыши», но от тех, кто имел, слышал в адрес «крыши» добрых слов не меньше, чем ругательств. Дважды я присутствовал на «стрелках», оба раза в сходных обстоятельствах. Сижу себе в кафе, обедаю. Входят крепкие спортивные парни. Очень вежливо (не со мной они пришли разбираться) спрашивают, свободны ли остальные стулья. Забирают эти стулья и садятся, ряд напротив ряда. У меня даже не хватило ума сообразить, что они ведь и стрелять могут начать и лучше бы выйти в соседний зал. Ну, до стрельбы дело не дошло. На второй «стрелке» я даже понял, о чём речь. Группа братков «наехала» на члена другой группы. Члены этой другой группы сам факт «наезда» не осуждали (их член был должен деньги), но интересовались, почему так грубо, при жене, при ребёнке. Вполне цивилизованная «стрелка», между прочим. Это я к тому, что в становлении капитализма в России братки в своё время сыграли даже прогрессивную роль. Именно они установили первые правила игры. Почему не милиция? Да кто ж пойдёт в милицию, когда вся экономика выдавлена в тень? Да и что могла милиция того времени? Однако методы братков цивилизованными назвать никак нельзя. И пока у нас продолжается отстрел банкиров, журналистов и адвокатов, о настоящей демократии можно только мечтать. Арест в январе 2007 года в Петербурге сразу 27 рейдеров можно назвать великим почином, но впереди ещё – долгий путь.