Проклятие Синей Розы
Шрифт:
– Кулон… медальон…
Мари, завороженно разглядывая, подняла его за цепочку и опустила на другую ладошку.
– Откуда он у тебя?
– Я нашла его в лесу, незадолго до того, как попасть сюда… - пояснила Лаура. – А у твоей мамы? …
Ей вдруг показалось, что она как никогда близка к разгадке чего-то очень важного. Близкого. Болезненного…
Но Мари вновь лишь пожала плечами.
– Может быть, эти два медальона просто похожи? – понимая, что давить на ребёнка нельзя, вздохнула девушка.
– Нееет, - протянула Мари. – В медальоне моей мамы нарисована
– И как же звали её? Эту девочку? – с надеждой и тревогой спросила мисс Клабан. – Или тоже не помнишь?
Большие умные глаза очень внимательно уставились на ожидающую ответ девушку.
– Почему же не помню. Помню. Мама говорила, что её звали Розабэль.
Хейден вынырнул из реки, красивый, стройный, подтянутый. Вода струями стекала с его волос, продолжала свой бег по гладкой коже груди, ребрам, мужественному торсу…И по тонкой полоске волос, что спускалась к самому низу живота, скрытого брюками.
Марисоль, затаив дыхание, жадно наблюдала за ним, закусив нижнюю губу, и сама себя не понимала. Нет, влюбляться в этого самца не входило в её планы. Он нужен был ей для дела, продолжения рода, но…
В последнее время всё, о чем думала девушка, было пока недоступное ей тело этого молодого мужчины. Она не просто ждала близости с ним, она безумно хотела испытать это. С ним, и ни с кем более.
Поймав на себе его случайный взгляд, она зарделась краской. Но он, как всегда, презрительно скривившись, тут же отвернулся. О, как же ей в такие минуты хотелось быть красивой!
Эта мысль заставила взглянуть её на своё отражение в реке, чтобы в расходившейся рябью воде в очередной раз понять: чудес не бывает. Никогда. Никогда ей не стать красивой, не затмить своей красотой сводную сестру Хейдена, имя которой он то и дело повторял в своих тревожных снах, и, вероятно, любил её до беспамятства…
Горько, до чего же горько было взирать на эту ссутулившуюся замухрышку в своё отражении!
Марисоль стремительно подняла глаза к небу, чтобы не разреветься. Так ей было спокойнее, небо её не отражало, не показывало, насколько уродлива её внешность, и за это ему была особая благодарность.
Между тем Хейден вышел на берег, утираясь своей же одеждой, которую, по всей видимости, не собирался одевать. Это было невыносимо…
Знахарка быстро сложила всю постиранную одежду в лохань, забыв прополоскать
– Что со мной происходит? – спросил он низким, хрипловатым голосом.
Финт с сырым мясом зайца и последующее отторжение того организмом давали о себе знать.
– Ты превращаешься в Зверя. Твой организм постепенно перестраивается. – не колеблясь, ответила она.
Хейд привычно закатил глаза.
– Я не хочу быть оборотнем, ясно?! Не хочу жрать сырое мясо и грызть людей! Прошу тебя, верни всё обратно!
– Это невозможно. – сухо вторила ему Марисоль, пожимая худыми плечами. – Смирись, иначе…
– А если я убью Лауру?! – вдруг нервно заговорил он. – Я видел видения, где она истекает кровью из разорванного мной горла! Я… я с ума сойду! Я просто не выдержу этого!
– Так и будет, если встретишь её в ночь полнолуния в обличии Зверя. – поджала Марисоль свои тонкие губы. – Если она, конечно же, ещё жива и сможет выбраться из проклятого поместья.
На этот раз Хейден одарил её ненавидящим взглядом, от которого по телу поползли волны липкого страха. Да, он не мог причинить ей серьёзного вреда, но ненавидеть свою «половинку» ему никто не запрещал. В Марисоль же разыгрывалась банальная ревность.
– Тебе пора забыть свою сводную сестру. – нравоучительно продолжила она, не замечая, как в глазах парня всё более разгорается злость и раздражение.
– Ни за что! Слышишь, ведьма?! Никогда я не забуду и не разлюблю её, какие бы козни ты мне не строила!
– Я твоя будущая жена! Нравится тебе это или нет! – не уступая в повышенном тоне, парировала знахарка.
– Ты – чудовище, отравившее мою жизнь под корень! Лучше бы ты не спасала меня! Сейчас я это понимаю… Лучше смерть, чем быть связанной с такой, как ты! Чудовище!
Бросил он, как плюнул, ей в лицо. И, отвернувшись, зашагал прочь.
Подбородок Марисоль задрожал, на глаза всё-таки выступили слёзы.
Чудовище. Чудовище… Она – чудовище…
Прижав покрепче к себе лохань с мокрой одеждой, она медленно двинулась следом.
Мягкие, аккуратные черты круглого лица. Белые волосы. Милый курносый нос. И большие выразительные глаза удивительного цвета. Возможно, это фантазия художника создала этот оттенок, глубокий серый, сквозь который, подобно солнцу во время летнего дождя просачивался нежно-голубой, сапфировый. Или ультрамарин с примесью цвета неба перед грозой.