Пропали каникулы
Шрифт:
Довольная, разрумянившаяся то ли от жара печи, то ли от радостной суеты, тётя Глаша поставила на стол солёные грибки, кувшин с простоквашей и ловко вывернула из чугунка в глиняную миску рассыпчатую картошку.
— Ох и вкусно! — Саша проглотил ложку грибов и, прикрыв глаза, с удовольствием её облизал. — Тётя Глаша, а что это за круг у вас на чердаке валяется? — вспомнил он.
— Опять туда лазили? — подозрительно посмотрела на ребят тётя и пригрозила: — Долазитесь, замыкать чердак буду!
Сообразив, что попался, Саша
— Да я давно его видел!
— Ну смотрите у меня! — быстро успокоилась доверчивая тётя. — А круг, что ты видел, — гончарный.
— Вы на нём работали? — вмешался в разговор Юзик.
Тётя Глаша молча кивнула.
— А нам покажете, как это делается?
— А чего же не показать? Можно! — охотно согласилась тётя. — Фоминишна давно просит парочку кувшинов, вот вы и посмотрите, как это делается…
Она что-то молча прикинула в уме.
— Если песка принесёте, можно уже сегодня замес сделать.
— Это мы мигом! — вскакивая из-за стола, обрадованно заверил её Юзик.
— Сначала поешьте по-людски, — остановила его тётя Глаша. — Успеется!
Поев, ребята вооружились вёдрами и отправились за песком.
Только вышли за околицу, как Юзик вспомнил, что не выпустил козу, которую ему было велено сегодня пасти весь день.
Пришлось вернуться и долго ловить в сарае упиравшуюся Машку. Коза оказалась на редкость своенравным и коварным созданием. Наклонив голову, она недоверчиво поглядывала на ребят своими водянистыми глазами, прорезанными посредине тёмной полоской. Но стоило мальчишкам к ней приблизиться, она взбрыкивала и, блея, отбегала в дальний угол.
— Давай в клещи её брать! — тяжело дыша, проговорил Юзик. — Заходи справа!
Сам он пошёл на козу с другой стороны. Кое-как загнали в угол и с трудом повязали на рога верёвку с колышком на одном конце. В углу огорода колышек крепко-накрепко вбили в землю, и Юзик удовлетворённо потёр руки:
— Верёвка длинная, вот пусть и пасётся сколько влезет! Никуда она отсюда не денется!
И, весело позвякивая вёдрами, ребята помчались к реке.
Солнце пекло нещадно. В жарком мареве струился лес, сверкая, плавилась в речке вода. Они медленно шли по песчаной отмели. Противоположный берег был глинистый, обрывистый, сплошь изрытый гнёздами ласточек-береговушек.
— Смотри, сколько глины! — Саша приостановился и уважительно покачал головой. — На всю страну можно посуды наделать!
— Потому у нас и появились гончары, что глины много, — живо откликнулся Юзик. — И леса много кругом для обжига…
— А мы тоже будем глину обжигать?
— А ты как думал! — важно сплюнул Юзик и остановился, ткнув пяткой в белый мягкий песок. — Тут копать будем!
Быстро накидали в вёдра мелкого, словно мука, песка. Саша попробовал поднять и удивился — тяжеленные… попробуй дотащи до деревни!
Хотя ребята и спешили, приходилось иногда останавливаться передохнуть —
Среди пышущего жаром, пропахшего тёплым разнотравьем поля рос одинокий раскидистый тополь. Сквозь его густую крону не проникал ни один луч. Саша с удовольствием привалился к шершавому, изрытому глубокими морщинами стволу. С нижней ветки весело вспорхнула пёстрая черноглазая синица. Мимо его уха, деловито жужжа, пронеслась пчела. И опять стало тихо-тихо. Только листва в вышине, не переставая, шепталась и шепталась о чём-то… «Хорошо в деревне!» — неожиданно подумал Саша и улыбнулся, вспомнив свои первые дни у тёти Глаши.
Тётя встретила ребят у калитки.
— Устали? — участливо взъерошила она мокрые волосы Саши.
Он отрицательно мотнул головой и нетерпеливо спросил:
— Сейчас лепить будем?
— Больно ты скорый! — улыбнулась тётя Глаша, забирая у ребят вёдра с песком. — Прежде чем из глины что-то делать, её приготовить нужно.
Поскучневшие ребята неохотно потянулись за тётей к сараю. «А что ее приготавливать? — недовольно думал Саша. — Налей воды и лепи!»
В сарае пахло сырой землёй: в тазу мокла глина, в углу стояла невысокая кадка с затычкой, а у окна висел вместительный мешок. Саша считал, что он с зерном, а оказалось — тоже с глиной.
— В нём глина просушивается, выветривается, — пояснила тётя Глаша, потуже затягивая на затылке концы белого платка. — Потом я её в кадке замачиваю хорошенько — и в таз, выпариваться…
«Смешно, — подумал Саша. — Сушить глину, чтобы потом её замачивать? Замочить, чтобы сушить? Зачем?»
Тётя Глаша склонилась над тазом и сунула в глину большой палец.
— Эта совсем готова! — удовлетворённо объявила она.
Ребята воспрянули духом.
Таз вынесли во двор, глину из него переложили в плоское деревянное корыто, и тётя, добавив туда немного песка и соли, велела ребятам месить её до тех пор, пока она не сделается «как масло».
— Разувайтесь, руками глину не вымесишь, — предупредила она, уходя в дом.
Юзик и Саша мигом разулись и осторожно ступили в корыто. Глина была скользкой и приятно холодила ноги. «Мировая работёнка!» — обрадовался Саша. Но через полчаса он почувствовал, что ноги у него одеревенели. Глина прилипала к ним и была страшно тяжёлой.
Саша исподтишка покосился на товарища. Юзик топтался и топтался, не зная усталости.
Выбиваясь из последних сил, Саша потоптался ещё немного и остановился, чувствуя, что вот-вот шлёпнется в глину.
— Может, хватит? — осторожно спросил он.
— Не-е, — покачал головой Юзик и поднял измазанную глиной ногу. — Видишь, ещё не тянется…
— И никогда тянуться не будет! — вспылил Саша. — Что она — резиновая?
Кое-как выбравшись из рыжего месива, он едва доковылял до лавочки. Ноги дрожали от усталости, сильно ныла поясница.