Пророк, огонь и роза. Ищущие
Шрифт:
Однако Хайнэ не торопился покидать купальню.
— Что, ты хочешь наблюдать за процессом? — удивился Хатори.
— Мне просто скучно, — пробормотал Хайнэ, отводя взгляд. — Нечем заняться без тебя…
— Ну ладно, — пожал плечами брат и без особого стеснения скинул одежду.
Сидя на низкой мраморной скамейке возле стены, Хайнэ искоса бросал на него взгляды, и сердце у него рвалось от муки, ещё более невыносимой, чем мука ожидания.
Он сравнивал Хатори с собой.
Скользил взглядом по его стройному, подтянутому телу, по золотистой коже и, напоследок, по той части тела,
— Где полотенце? — поморщился, тем временем, Хатори и, не испытывая ни малейшего смущения, повернулся к Хайнэ лицом. — Для тебя принесли, а для меня нет.
«Дорого бы я отдал за то, чтобы вот так же ничуть не стесняться своего обнажённого тела», — подумал Хайнэ, дрожа, как в лихорадке.
А потом в голове у него помутилось — он представил себе, как Хатори так же поворачивается к Марик, и она, тоже обнажённая, льнёт к его красивому телу.
Выбравшись из купальни, он бросился наверх и, доковыляв до спальни, ничком рухнул на постель.
«Он красивый и привлекательный, — обессиленно подумал он позже, уткнувшись лицом в подушку. — Я не мог бы винить её за то, что она легла с ним в постель, даже если бы он был для неё первым встречным мужчиной. Но неужели у неё не возникло даже тени сомнения, что это не Энсенте Халия, что это не я?..»
Он хотел было подождать письма, в котором Марик, быть может, скажет ему что-нибудь, хотя бы удивится — а потом понял, что теперь в нём в качестве посредника нет нужды, что с этого момента Марик будет писать письма напрямую Хатори.
Этого он уже не смог вынести.
Вскочив с постели, Хайнэ кликнул слуг, и ещё до того, как Хатори закончил своё купание, со двора выехал экипаж и помчался по направлению к дому семьи Фурасаку.
Когда Хайнэ приехал, Марик была ещё в постели, однако согласилась принять его.
Он проковылял в её спальню, приоткрыл двери, остановился на пороге, и сердце у него рухнуло куда-то вниз. Он сразу же понял, что для него всё кончено — такой другой она была. Необычно тихой, задумчивой, погружённой в себя и, очевидно, в воспоминания прошедшей ночи. Она даже не сразу заметила, что он вошёл.
— Госпожа, — собравшись с силами, вымолвил Хайнэ. — Наверное, мне не следовало приезжать в столь ранний час, но я переживал, поскольку чувствовал в какой-то мере свою ответственность…
Марик рассеянно улыбнулась ему.
— Благодарю вас за всё, что вы для меня сделали, Хайнэ.
Он замолчал и только поглядел на неё молящим взором.
В этом взгляде были все его исступлённые чувства и мысли: «Госпожа, я послал Хатори вместо себя, потому что не смог вынести страха перед вашим разочарованием, но в глубине души я верил, что вы поймёте, что он — не Энсенте Халия, почувствуете это сердцем, как почувствовали во дворце, что повесть, которую я написал — для вас, и слёзы навернулись вам на глаза. Неужели вы не заметили никакой разницы между тем, как разговаривает он, и как разговариваю я, неужели никакое смутное чувство не подсказало вам, что что-то не так?»
— Знаете, я ведь с самого начала догадывалась, что Энсенте Халия — ваш брат, — проговорила Марик, глядя
Щёки её зарделись. Она смущалась своих чувств — она, Марик Фурасаку, первая красавица в городе, одно имя которой приводило в трепет десятки и сотни мужчин.
— Когда вы сказали мне, что Энсенте Халия — ваш друг, и потом, когда рассказывали о нём, я сразу же начала подозревать, что он и ваш брат — одно лицо, — продолжила Марик. — Но постоянно одёргивала себя. Говорила себе, что не нужно тешить себя напрасными мечтами, что в жизни так не бывает. Но с каждым вашим словом, с каждым новым письмом мои надежды укреплялись…
Сердце у Хайнэ остановилось.
«Так она была влюблена в Хатори даже больше, чем в Энсенте Халию, — понял он. — Влюблена по рассказам Ниты…»
А потом сквозь всю ту боль, что он испытывал, прорвалась кристально ясная, чёткая мысль:
«Всё правильно. Так и должно было произойти. Я с самого начала строил образ Энсенте, опираясь на черты характера Хатори. Я не был собой в этих письмах, я был им… Я с самого начала знал, что она полюбит его, если только пообщается с ним хотя бы немного. Всё пришло к тому, к чему шло с самого начала».
Он вспомнил, как изо всех сил пытался предотвратить то, что было назначено самой судьбой. А потом, в последний момент, сам же исполнил её волю…
Судьба. Судьба, неотвратимость. Бороться бесполезно.
Хайнэ закрыл глаза и пошатнулся, вцепившись в свою трость.
— Я боюсь поверить в своё счастье, — сказала Марик, тоже закрыв глаза, и откинувшись на спинку кресла. — Я ведь уже смирилась с тем, что его у меня не будет. Решила, что рано или поздно выполню свой долг перед родителями и рожу детей, пусть даже мне придётся взять в мужья пустого и неинтересного мне человека. И вот… неужели такое может быть?
Хайнэ поглядел на неё и внезапно увидел то, чего никогда не видел раньше: как сквозь маску успешной и обожаемой всеми красавицы проглядывает её истинная душа, ранимая и тонкая, истерзанная бесчисленными разочарованиями. Душа женщины, которая всегда мечтала о настоящей, прекрасной любви, и которая отчаянно жаждет поверить, что такая любовь всё-таки возможна, несмотря на все опровержения, полученные от жизни.
Он изо всех сил сдерживал слёзы.
— Мой брат — прекрасный человек, — прошептал он, приблизившись к Марик. — Немногие могут разглядеть это за его не слишком вежливыми манерами. Но мне думается, он чем-то похож на вашего отца, хотя, казалось бы, двух более разных людей невозможно сыскать. Хатори добрый и ласковый. Я надеюсь, вы будете очень счастливы с ним.