Пророк, огонь и роза. Ищущие
Шрифт:
В комнате стало совсем светло, и он ясно видел пейзаж за окном — солнечный осенний день, золотистые кроны деревьев. Ему вдруг очень захотелось оказаться там, просто пройтись по улице, дыша чистым воздухом, любуясь астрами и хризантемами, и он сделал шаг к двери.
Один шаг, другой…
Хайнэ шёл и шёл, а комната всё не кончалась и не кончалась.
Он понял, что у него ничего не получится, и чуть вздохнув, опустился на пол — усталость брала своё, веки наливались свинцом, и ему очень хотелось немного отдохнуть. Да и к тому же, здесь, в комнате, по-прежнему было хорошо — не так хорошо, как
Спать в такой погожий осенний полдень, когда солнце заливает лучами твою постель — одно удовольствие.
Они с Хатори часто спали так в Арне.
Хатори любит поспать…
Хайнэ слабо улыбнулся и улёгся прямо на пол, подложив руку под голову.
Сквозь нахлынувшую на него дремоту он вдруг различил какой-то странный звук — как будто бы стук — и всё-таки заставил себя приоткрыть глаза.
Сердце его слабо встрепенулось: он увидел за окном белоснежную птицу с золотым пером в хвосте.
«Это же Энике! — подумал Хайнэ, и на мгновение его охватило горькое сожаление о том, что он сделал. — Моя Энике Аста Аюн! Она вернулась…»
Однако встать и дотянуться до неё уже не было сил.
***
На этот раз Марик ждала Хатори в собственном доме. Она была одна — вопреки тому, что он слышал о ней от Ниты, когда впервые появился здесь.
Это его вполне устраивало.
Он собирался сказать ей, что между ними всё кончено, что дальнейшие свидания невозможны, и что так будет лучше для всех.
Объявлять об этом в письме Хатори не хотелось: во-первых, он не любил писать письма, во-вторых, считал, что подобные вещи лучше говорить, глядя человеку в глаза, поэтому и поехал лично.
Однако разговор начался совсем не так, как он предполагал.
— Ваш брат приезжал ко мне сегодня утром, — сообщила Марик, поднявшись на ноги.
— Хайнэ? — переспросил Хатори, изумившись.
Когда он успел? Тогда, когда говорил, что выходил погулять?
— Нита говорила мне, что вы очень привязаны друг к другу, — продолжила Марик. — И я тоже успела к нему привязаться. Он для меня как ещё один младший брат, наверное. Вы понимаете, к чему я говорю все эти вещи? Что собираюсь вам предложить?
— Нет, — честно признался Хатори.
— Я хотела бы, чтобы вы оба жили в моей семье. Жили со мной. — Марик внезапно опустила взгляд. — Были… моими мужьями. Я полагаю, что Хайнэ не будет против. Весь вопрос только в вас. Что вы скажете?
Хатори молча смотрел на неё.
Сегодня утром он принял твёрдое решение и не собирался отступать от него — не собирался, несмотря на просьбы Хайнэ и на его нежелание причинять девушке боль. Между ними ничего не может быть, кроме той единственной ночи любви, первой и последней для них.
Но такого предложения он не ожидал.
Он по-прежнему не собирался быть мужем этой девушки, но… Хайнэ?
Хатори вспомнил сцену, которую брат устроил госпоже Ниси в Арне, вспомнил его слова: «Вы что, рассчитываете, что меня ждёт блестящий брак? Что меня возьмёт к себе в дом какая-нибудь знатная столичная госпожа?»
Что, если Хайнэ этого захочет, что если это сделает его счастливым?
На мгновение Хатори растерялся; все его планы рухнули, как карточный
А брат…
Хатори редко думал об этом, но иногда у него всё же проскальзывала мысль, приносившая ему печаль и безотчётную тревогу: «Я не понимаю его, не понимаю совсем».
Обычно он не позволял этой мысли хоть как-то воздействовать на его поведение, потому что в противном случае он погрузился бы в пучину бездействия и сомнений, но сейчас это правило почему-то не сработало. Или, может, событие, которому Хайнэ придавал столько значения, и в самом деле что-то переменило в нём…
— Я понимаю, что вы, быть может, настроены против брака вообще, что эта церемония и всё связанное с ней кажется вам глупой условностью. — Марик глубоко вздохнула. — Но поймите меня тоже. Мне глубоко наплевать на традиции, на отношение общества, я бы с радостью сбежала куда-нибудь с вами и скиталась по миру, зарабатывая на жизнь актёрскими представлениями. Однако я не могу так поступить с моими отцом и матерью. Если бы вы только знали, какими хорошими родителями они были для меня с братьями, как сильно нас любили, как много сделали для нас, вы бы согласились, что я не могу поступить иначе, и не стали бы презирать меня за то, что я цепляюсь за брак и хочу передать мою фамилию детям! — внезапно с жаром воскликнула она.
— Я не знаю. И не могу представить, — зачем-то сказал Хатори, хотя не собирался спорить с ней и, в общем-то, не имел для этого ни малейшего повода: он ничего не имел против браков в целом. — У меня не было родителей, я даже не знаю, кто они, и почему отказались от меня.
Марик подошла к нему ближе.
— Вам грустно от этого… — протянув руку, она коснулась его щеки.
— Ничуть, — возразил Хатори. — У меня есть госпожа Ниси и Хайнэ, больше мне никто не нужен.
Он намеренно не сказал «Иннин», чтобы не обидеть Марик, однако то, что его слова всё равно являются для неё обидными, сообразил лишь после того, как произнёс их.
Она опустила руку и отвернулась.
— Я вижу, что явилась для вас совсем не тем, чего вы ожидали. Видимо, реальная встреча разочаровала вас… — Марик вздохнула.
— Дело не в этом, — возразил Хатори.
Она не стала спрашивать: «А в чём?», только прильнула к нему и обняла.
«Может, мне не стоит сопротивляться? — думал он. — Какая разница, чьим мужем быть. Мне наплевать на брак, а Хайнэ не наплевать. Наверное, это для него единственная возможность связать свою судьбу с женщиной, притом с такой, которая относится к нему с добротой и нежностью».
— Сказать по правде, мне сложно представить женщину, которая была бы счастлива с таким мужем, как я, — сказал Хатори вслух. — Вы просто плохо меня знаете, госпожа.
— Может быть, и плохо, — печально согласилась Марик и глухо промолвила: — Но боюсь, что уже люблю.
Сказав это, она спрятала лицо у него на груди.
— Мне нужно возвращаться, госпожа, — сказал Хатори. — Я спрошу ответ на ваш вопрос у Хайнэ. Во многих случаях я предпочёл бы сам решить всё за него, но только не сейчас. Пусть будет так, как он скажет.