Пророк, огонь и роза. Ищущие
Шрифт:
— О да, — незнакомка снова улыбнулась и с какой-то особенной лаской провела рукой по нагретой солнцем, потрескавшейся черепице. — Есть три имени, или наименования, которые значат для меня особенно много. Одно из них принадлежит человеку, второе — не человеку, а третье — Аста Энур.
— Вот как.
Хатори пришло в голову, что они разговаривают как давние приятели, которые уже всё друг о друге знают и теперь неторопливо делятся впечатлениями, любуясь вечерним пейзажем и даже не глядя друг на друга.
Но
— А знаешь, у меня тоже есть три имени, которые значат для меня особенно много, — внезапно произнёс свою мысль вслух Хатори. — Но все три принадлежат людям. Хайнэ Санья, Иннин Санья, Ниси Санья…
Незнакомка не ответила ему, но он и не ждал ответа.
Солнце, завершив свой дневной путь, опустилось за горизонт, и город, неожиданно ставший предметом разговора, утонул в синих сумерках.
— Мне пора, — без сожаления сказала незнакомка, легко поднимаясь на ноги.
— Иди, — разрешил Хатори и на этот раз не стал её преследовать.
Лишь когда она исчезла, словно растворившись в синих сумерках, ему подумалось: а не привиделось ли всё это? Эта неожиданная встреча, странный разговор…
Но он не стал долго размышлять об этом.
Он гулял по городу добрую половину ночи, наслаждаясь осенней прохладой, видом звёздного неба и лунным светом, а когда вернулся домой, то обнаружил в своей комнате письмо от Хайнэ.
«Наверное, снова распевает дифирамбы этому своему прекрасному господину», — решил было Хатори и даже хотел отложить письмо до утра, однако, уже расстелив постель, всё-таки не выдержал и развернул послание.
Хайнэ просил его приехать как можно быстрее.
Хатори вскочил на ноги и бросился вниз, перебудив, вопреки своему умению передвигаться довольно бесшумно, весь дом.
Он хотел было отправиться во дворец в тот же момент, однако госпожа отговорила его — упросила подождать до утра, объясняя это тем, что в столь поздний час никто не пустит его за Великие Ворота.
А может быть, и не пустит вообще…
На последнее замечание Хатори не обратил ни малейшего внимания. Он заставил себя дождаться рассвета, однако как только первые лучи солнца осветили сад, бросился к экипажу.
Если бы стража у Великих Ворот попыталась его задержать, то он, пожалуй, не остановился бы и перед дракой, но, к счастью, проблемы не возникло. Его пропустили и провели к Хайнэ коридорами какого-то беспримерно великолепного, раззолоченного, ошеломляющего роскошью павильона.
Брат сидел на постели, закутавшись в не менее роскошную накидку, и лицо у него было белым, как полотно, и осунувшимся, как у смертельно больного.
Хатори испугался, увидев его таким, но не слишком — главное, что теперь он снова будет рядом, он не позволит случиться c
— Я заберу тебя отсюда, — сразу же пообещал он и сгрёб брата в охапку, прижимая его к груди. — Что они с тобой сделали?
Хайнэ засмеялся каким-то странным смехом.
— Да нет, всё в порядке. — Голос у него был тоже странный, как будто искусственный. — Я просто не выспался. Ждал тебя.
— Правда?
— Да, конечно.
Хайнэ положил руку ему на затылок, то ли отталкивая его, то ли, наоборот, пытаясь притянуть ближе. Но Хатори понял этот жест по-своему и, опустившись на пол перед кроватью, положил голову к брату на колени и зарылся лицом в его расшитую экзотическими цветами накидку.
Ему было хорошо, так хорошо, что даже больно.
На мгновение ему пришло в голову: чего стоит то счастье, которое он якобы обрёл на крыше Нижнего Города, разве идёт оно в сравнение с тем, что он испытывает сейчас?
И от этого ощущения почему-то мучительно сдавливало грудь.
— Что там этот твой господин Прекрасный? — спросил Хатори, усмехнувшись и ничем не выдавая своих чувств.
Внутренне он был готов услышать очередные многочисленные восторги и даже не разозлиться по этому поводу, но, к его удивлению, Хайнэ не стал развивать тему.
— Ну, я же уже всё сказал тебе в письме…
— Верно, — обрадовался Хатори. — Ты уверен, что хочешь оставаться с ним? Да, я знаю, что некрасиво отказываться от этой самой высочайшей оказанной чести и так далее. Но, может быть, к чёрту вежливость? Уедем обратно в Арне, они позлятся, да и забудут о твоём существовании.
— Потом, — сказал Хайнэ всё тем же чужим, странным голосом. — Потом поговорим об этом, хорошо?..
Было ощущение, что он находится в каком-то наркотическом опьянении; он слегка покачивался, как сомнамбула, взгляд его лихорадочно блестел, руки бесцельно блуждали по лицу и шее брата, то и дело принимаясь перебирать рыжие пряди.
Хатори списал всё это на действие ароматических веществ, которыми окуривались во дворце большинство помещений.
«Выкинуть бы всю эту гадость», — с неприязнью подумал он, глядя на дымившиеся в вазе палочки.
Но в этот момент Хайнэ сказал такое, от чего все посторонние мысли вылетели у Хатори из головы.
— Я скучал… — проговорил он задумчиво и как-то отстранённо, как будто читал монолог из пьесы.
— А уж я-то как скучал, — не выдержал Хатори и только в этом момент осознал, до какой степени это было правдой. — Чуть не умер.
Сам не свой от радости, он стиснул брата в объятиях, пожалуй, чересчур крепких для столь болезненного, хрупкого существа.
— А ты выполнишь мою просьбу? — вдруг спросил Хайнэ, отвечая на его порыв слабым поглаживанием по огненно-рыжим волосам.