Пророк, огонь и роза. Ищущие
Шрифт:
Хайнэ судорожно вздохнул, и по щеке его медленно поползла слеза.
Иннин и саму душили слёзы; она наклонилась ещё ниже, чтобы скрыть их, и, уткнувшись брату в плечо, сдавила его в объятиях.
Так она сидела несколько минут, а потом почувствовала, как Хайнэ поднял руку и слабо, осторожно обнял её в ответ.
— Дело было не только в болезни, — прошептал он ещё какое-то время спустя. — Я полюбил девушку, а Хатори с ней переспал. Я не смог этого вынести.
Иннин вздрогнула.
Слова эти оказались болезненными, точно удар
«Он просто спит со всеми подряд, — подумала она. — Раз даже мне это предложил после первой встречи. Бывают такие люди. Мне нет до него дела».
— И кто… эта девушка? — помедлив, спросила Иннин, из всех сил стараясь, чтобы голос был ровным, однако тут же быстро добавила: — Впрочем, не важно. Какая разница. Послушай, я понимаю, что ты чувствуешь, но ведь такое случается сплошь и рядом. Случается со всеми. Твоя болезнь здесь не причём.
— Я не могу и не смогу дать ни одной девушке того, что ей нужно, — проговорил брат едва слышно. — Ни удовольствия, ни детей.
— Я тоже, — сказала Иннин. — Я тоже никогда и никому не смогу этого дать. Ты предлагаешь и мне наложить на себя руки?
Хайнэ поднял на неё глаза и какое-то время смотрел внимательным, печальным взглядом.
— Да, наверное, ты права, — согласился он, наконец. — Мы и в самом деле две части одного целого. Наши пути так похожи…
— И поэтому не смей повторять то, что ты сделал вчера! — потребовала Иннин. — Обещаешь?
— Обещаю, — тихо сказал брат.
Выйдя от него, Иннин спустилась вниз и хотела было уже выйти во двор, как вдруг заметила присутствие в комнате ещё одного человека. Хатори сидел в кресле, подперев низко опущённую голову обеими руками, и длинные огненно-рыжие пряди, падавшие ему на колени, казались настолько же потускневшими, насколько убитым выглядел он сам.
Иннин никогда ещё не видела его таким.
Впрочем, видела-то она его всего лишь два раза, не считая знакомства восемь лет назад… но что-то подсказывало ей, что это нетипичное для него состояние, что он редко может приходить в настолько неприкрытое отчаяние. Точнее, никогда.
В ней всё-таки всколыхнулась жалость.
— С ним уже всё в порядке, — сказала она, подходя ближе. — Он быстро оправится, и физически, и морально. Каким бы он не выглядел, он всё-таки Санья. Эта кровь придаст ему силы, вот увидишь.
Хатори поднял голову.
— Это я виноват, — сказал он, глядя куда-то сквозь Иннин.
«А, теперь ты сожалеешь. Ну что ж, раскаяние — это хорошо», — злорадно подумала она и тут же устыдилась этой мысли: она ведь не знает, как всё произошло на самом деле. Может быть, Хатори и знать не знал о том, что ложился в постель с девушкой, в которую влюблён его брат. С Хайнэ бы сталось ни одной живой душе не рассказать о своих чувствах… и в этом он тоже похож на свою сестру.
—
Последнее слово Хатори повторил два раза, и во второй раз это был вопрос, предназначавшийся Иннин вместе с пронзительным, яростным взглядом кроваво-красных глаз. Увидь Иннин такой взгляд у незнакомого человека — она, пожалуй, испугалась бы за свою жизнь, но сейчас она понимала, что эта ярость направлена не на неё. Наверное, Хатори направлял её на себя самого.
На мгновение Иннин замерла.
Она была уверена, что Хайнэ никогда не простит ей, если она выдаст его тайну, но…
— Он был очень сильно влюблён, — сказала она, отведя взгляд.
И решила, что больше ничего не добавит. Если Хатори догадается сам, то догадается, нет — так нет.
Он больше ничего не спросил.
— Спасибо, — сказал ровным голосом. — Я так и думал, что ты понимаешь его лучше.
Иннин подумала, что просить его о том, чтобы он не говорил Хайнэ об этом разговоре, не нужно — он не сделает этого и так.
Она вышла из дома, не прощаясь — вероятно, привычка Хатори оказалась заразительной — и сошла с крыльца ровно в тот момент, когда ворота распахнули для нового экипажа. Иннин сама не успела понять, зачем это делает, однако ноги её как будто сами собой шагнули в сторону; она проскользнула за угол дома и замерла, не дыша.
Из экипажа вышла Марик Фурасаку и остановилась перед крыльцом, почему-то не заходя в дом.
Иннин слышала, как она заговорила с прислугой, как с беспокойством спрашивала о Хайнэ — до неё донеслись какие-то слухи, что к нему среди ночи срочно приезжали лекари и жрицы, что случилось, неужели приступ болезни?
— Да, именно так, — ровным голосом отвечала служанка: очевидно, в доме решили не распространяться об истинной причине недомогания Хайнэ. — Но теперь уже всё в порядке.
Марик замолчала так же внезапно, как и начала разговор. А мгновение спустя спросила: может ли она увидеться с господином Санья?
— Боюсь, он всё ещё немного нездоров, — смутилась служанка, однако потом вдруг что-то — может быть, взгляд Марик — заставило её уточнить: — Вы ведь имеете в виду господина Хайнэ?
— Нет, господина… — Марик почему-то замешкалась. — Хатори.
«Неужели?! — Сердце у Иннин болезненно сжалось. — Не может быть».
Но в глубине души она уже знала, что это правда.
Она прислонилась к стене, не отрывая взгляда от Марик, и несколько минут спустя увидела, как Хатори, выйдя из дома, спрыгнул с крыльца и лёгким, пружинистым шагом подошёл к гостье. Иннин успела увидеть выражение его лица — решительное и хмурое и, в то же время, как показалось ей, полное какой-то горечи.
Ветер в этот момент подул в другую сторону, и она не услышала начало разговора — только фразу, которую Хатори сказал в ответ на какой-то вопрос Марик.