Пророк, огонь и роза. Ищущие

Вансайрес

Хатори чуть прищурился и посмотрел на него с большим вниманием.

— Ничего, — наконец, сказал он. — Падение в пропасть может научить летать.

— Вы разве не в книжке вычитали эту фразу, господин, который учится у жизни? — чуть усмехнулся Астанико.

— Нет, я смотрел на птенцов, которых мать выталкивает из гнезда.

— Ну что ж, желаю вам попасть в число тех немногих из них, кто выживает.

С этими словами Астанико круто развернулся и зашагал прочь, придёрживая рукой

разлетающиеся полы тёмно-зелёной мантии с золотым узором.

Несмотря на причёску, его наряд не был платьем простолюдина, отнюдь.

У Иннин в душе зашевелилось тревожное предчувствие.

— Боюсь, сегодня вы нажили себя серьёзного врага, господин, — промолвила она, не глядя в сторону Хатори. — И, возможно, не одного.

— Мне всё равно, — пожал плечами тот.

Иннин почувствовала раздражение. Что это за глупое безрассудство, кичливая смелость, наплевательство на всех и вся?!

— Рискуя, как и господин Астанико, нарваться на замечания насчёт моей внешности, я всё же скажу: попридержите порывы и будьте осторожны. Если не ради себя, то ради госпожи Санья и её детей.

Взгляд внимательных вишнёвых глаз снова заскользил по её лицу.

— Ваша внешность безупречна, госпожа, — сказал Хатори, наконец, улыбнувшись. — Я не смог бы придумать ни одного критического замечания при всём желании.

«Ещё и льстец, ко всему прочему! — подумала Иннин с ещё большим раздражением, хотя вместе с тем ей захотелось смеяться. — Дамский угодник! Он и Ните то же самое говорил, что она млеет от него, как десерт из кусочков льда в солнечный полдень?»

— Можете не утруждать себя лестью, подобные комплименты не имеют ни малейшего значения для будущей жрицы, — сказала она равнодушно.

— А для моей сестры?

Иннин вскинула голову.

«Всё-таки узнал…» — промелькнуло у неё.

Вслух она сказала предельно холодным тоном:

— Я не вижу здесь ни ваших сестёр, ни тех, кто хотя бы назывался ими официально, господин. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но зрение у меня весьма хорошее.

Хатори её не поправил.

— Что касается господина… как его там? — задумчиво произнёс он, поглядев вслед ушедшему Астанико. — То я не вижу нужды прыгать на задних лапках перед столь мелкой птицей и, тем более, опасаться её возмездия.

— Это дворец, господин. Здесь каждый может оказаться не совсем тем, чем выглядит, — проговорила Иннин, нажимая на каждое слово.

— Это я уже понял. — В голосе Хатори вдруг послышалось что-то, отдалённо напоминающее печаль. — Я был уверен, что вижу перед собой сестру, а оказалось, что это всего лишь будущая жрица.

Иннин вздрогнула и попыталась спешно придумать ответ, который бы окончательно припечатал наглеца, но тот внезапно весело добавил:

— Но уж мой брат, по крайней мере, по-прежнему им остаётся, и не воображает себя никем иным? А, Хайнэ?

Тот молчал.

Всё

это время он сидел на скамье, низко опустив голову и скрыв лицо за прядями волос.

Отвлечённая перепалкой между Хатори и Астанико, Иннин совсем о нём позабыла…

— Хайнэ, ты что, на меня злишься? — спросил Хатори чуть удивлённо.

— Нет, — ответил тот, не поднимая головы.

Ответил так, что Иннин поняла: в бешенстве. Хуже, чем господин Астанико.

Она умела понимать, когда брат в ярости, не зря же они столько ругались в течение десяти лет.

А вот Хатори, судя по всему, так и не научился, хотя провёл рядом с Хайнэ немногим меньше времени.

— Тогда домой? — как ни в чём не бывало, спросил он. — Госпожа уже должна ждать нас у ворот. Я голоден, а ты наверняка ещё захочешь искупаться перед тем, как обедать. Иди сюда.

Он подошёл к скамье вплотную, протянул руки.

Прошло несколько долгих мгновений.

Потом чуть слышно зашелестел дорогой шёлк, и тёмно-зелёный рукав Хайнэ скользнул по чёрной плотной ткани без узоров. Из-под рукава высунулась рука, легла на чужое плечо и, чуть помедлив, сдавила.

Рука была маленькой и усохшей, словно паучья лапка, но, как видно, не такой уж и слабой, потому что Хатори даже вскрикнул.

— Больно, эй!

Он легко подхватил Хайнэ на руки — было видно, что это привычная ноша.

Спустя мгновение он подтвердил это вслух:

— Мой драгоценный груз. Сколько лет таскаю на себе — и до сих пор не устали руки. — Хатори усмехнулся. — Не отдам и за десять кораблей с золотом. Да, Хайнэ?

Лицо Хайнэ, которого Хатори не мог, да и не пытался больше увидеть, по-прежнему было каменным, однако уголки губ чуть приподнялись.

— Кто их тебе предложит, эти корабли, — сказал Хайнэ глухим голосом, обхватил Хатори за шею и уставился в белую посыпь аллеи под чужими ногами.

Хатори сделал шаг вперёд.

Ни приветствия, ни прощания.

Впрочем, так и должно было быть…

Иннин смотрела какое-то время им вслед, и перед глазами стояло воспоминание: отъезд во дворец, открытые настежь ворота, ветер треплет иссиня-чёрные и рыжие волосы двух мальчишек, стоящих во дворе, и эта картина кажется чуть расплывчатой сквозь пыль, поднявшуюся из-под копыт, — как мираж в пустыне.

Да, собственно, как мираж это и вспоминалось.

«Ну, вот и всё, — сказала себе Иннин. — Теперь я увижу их только во время свадебных церемоний, а, может, и не увижу даже. А потом они вернутся в Арне».

Развернувшись, она пошла к обратно к павильону.

Как оказалось, в церемонии сделали перерыв — измученные придворные запросили отдыха.

Не успевшие в первый заход семьи толпились у белокаменной лестницы в пятьсот ступеней, и тканые золотом узоры на тёмно-зелёных одеждах сверкали под солнцем ярко, но всё же не ярче, чем золото, рассыпанное в листве деревьев.