Пророк, огонь и роза. Ищущие

Вансайрес

Хайнэ ничего не ответил и как будто бы побледнел.

Иннин решила оставить эту тему — мало ли, какие у него отношения с Хатори.

— Пойдём погуляем, — предложила она вместо этого, стиснув локоть брата.

Взгляд у Хайнэ внезапно стал каким-то растерянным и беспомощным, и он побледнел ещё сильнее.

— Ну пойдём же, — настаивала Иннин.

— Да, — ответил Хайнэ деревянным голосом.

Сестра потянула его за руку, он поднялся — и рухнул на землю.

Иннин от неожиданности дёрнулась в сторону и отпустила

его запястье, а Хайнэ помог встать другой человек, по случайности шедший следом.

Он же дал ему в руки трость, которая — Иннин заметила это только сейчас — лежала рядом с Хайнэ на скамье.

— Благодарю вас, — пробормотал тот, не глядя на незнакомца.

Он вцепился обеими руками в трость и замер, опираясь на неё.

Иннин смотрела на брата, широко открыв глаза. То, что оставалось скрыто от неё, пока Хайнэ сидел на скамье, теперь стало очевидно — слухи о его болезни оказались совсем не пустыми, нет.

Только изуродовано было не лицо Хайнэ, а его тело.

Он стоял, сильно ссутулившись, перенеся почти весь свой вес на руки — очевидно, ноги едва держали его — и благодаря этому выглядел совсем невысоким, на полголовы ниже сестры.

Под широкими тёмно-зелёными рукавами Иннин видела пальцы брата — кривые, бледные и тонкие, почти прозрачные.

— Не стоит благодарности, — сказал, тем временем, человек, который помог Хайнэ подняться на ноги. — Однако будьте осторожны, сегодняшний день располагает к падениям и разного рода несчастным случаям. Я немного разбираюсь в этих вещах.

Он улыбнулся, как будто бы благожелательно, но что-то в этой улыбке Иннин не понравилось.

Она пригляделась к мужчине внимательнее.

Тот был очень бледен, но бледность его, в отличие от белизны кожи Санья, казалась какой-то нездоровой. Тёмные, глубоко посаженные глаза, окружённые тенями, говорили о том, что этот человек или действительно болен, или же слишком много времени проводит взаперти, при свете ламп. Тонкие губы были окружены бородкой, тёмные волосы, слегка завивающиеся на концах — обрезаны чуть выше плеч.

«Простолюдин?! — изумилась Иннин, обратив внимание на причёску. — Здесь?!»

— Как ваше имя? — спросила она, чтобы подтвердить или опровергнуть своё предположение.

— Можете звать меня Астанико. — Это имя Иннин ни о чём не сказало, а мужчина, повернувшись к ней, прожёг её взглядом своих небольших глаз. — Могу ли я рассчитывать на ответную любезность?

Он по-прежнему улыбался, и эта улыбка по-прежнему внушала Иннин неприятное чувство.

— Я та, у кого больше нет имени, — холодно сказала она.

— Вот как.

Астанико чинно поклонился и снова повернулся к Хайнэ, по-видимому, ожидая ответа и от него.

— Хайнэ Санья, — представился тот.

Лицо у него было напряжено, руки дрожали всё сильнее — очевидно, брату было трудно стоять на ногах столько времени, и он держался из последних сил,

однако превозмогал себя из гордости и нежелания показывать свою слабость.

Иннин было жалко на него смотреть.

Она отвернулась, чтобы не мучить себя и его — и вздрогнула, увидев ярко вспыхнувшие в лучах полуденного солнца рыжие волосы.

Невесть откуда появившийся Хатори метнулся к ним так быстро, что на мгновение показалось, будто это не человек, а вспышка молнии.

— Ты что творишь, идиот?! — заорал он издалека. — С ума сошёл? Ты сказал, что тебе плохо, и ты не сможешь простоять в зале полчаса на ногах, а сам что делаешь?

Подскочив к Хайнэ, он сгрёб его в охапку и силой усадил на скамейку.

Тот побелел как полотно и низко опустил голову.

— Вам следовало бы поучиться хорошим манерам, господин, — внезапно подал голос Астанико. — Я слышал ваши слова в зале, так вот позвольте мне сказать, что если вы действительно так заботитесь о благе своего брата, как изволили всех нас убеждать, то вам не стоит прилюдно оскорблять и унижать его.

Хатори посмотрел на него так, как смотрят на насекомое, неожиданно залетевшее в комнату и вьющееся над головой — с досадой, но без особого интереса.

— А мне позвольте обойтись без ваших советов, — равнодушно сказал он.

— Не стоит так опрометчиво отказываться от ценных советов, если хотите научиться жизни, молодой господин.

Тёмные глаза Астанико буравили нового собеседника точно так же, как мгновение назад буравили Иннин, но Хатори это, в отличие от неё, не особенно раздражало.

Скорее, ему было всё равно.

— Я предпочитаю учиться жизни у жизни. — Он пожал плечами. — А не из книг, как, судя по всему, вы. По мне, так долгое сидение в подземных библиотеках даёт только нездоровый цвет лица.

По бледным щеках Астанико пятнами разлился румянец, и Иннин подумала, что молодой человек взбешён.

Он по-прежнему не нравился ей, но в данном случае она могла его понять: сложно оставаться равнодушным, когда тебя оскорбляют, особенно с таким безразличным видом — даже не с целью задеть, а просто так, походя.

— Раз уж речь здесь зашла о внешности… — бледные губы Астанико улыбнулись, однако глаза были холоднее льда, — то я всё же позволю заметить, что ваш цвет волос принесёт вам много неприятностей в связи с новым указом.

— Боюсь, вы ошибаетесь, господин со знанием жизни, — усмехнулся Хатори. — Это мой природный цвет, и я ничем не нарушаю закон.

Астанико улыбнулся шире.

— А разве я сказал, что это не так? — в голосе его разлился мёд. — Это именно что ваш природный цвет, и ни у кого другого во всей столице такого нет и не будет. Вы слишком привлекаете внимание, господин. Любая оплошность с вашей стороны будет замечена сразу. Любое действие, выходящее за рамки оплошности, приведёт вас к падению в пропасть.