Пророк, огонь и роза. Ищущие

Вансайрес

— Ты ведь приедешь к нам? — спросила Нита, усевшись рядом с Хайнэ в кресло и взяв его руки в свои. — Я давно обещала Марик показать моего старшего брата!

 — Показать? — Хайнэ нехотя рассмеялся.

Самая известная красавица в городе жаждет полюбоваться на калеку-урода, больного редкой болезнью, а потом продемонстрировать его гостям, как местную диковинку, чтобы привлечь к себе ещё больше внимания?

Этого Хайнэ вслух не сказал, но мысли, наверное, были написаны у него на лице, потому что

Нита огорчённо покачала головой.

— Все хотят познакомиться с тобой, правда. Я сказала им, какой ты хороший, и умный, и начитанный…

«…больной и беспомощный затворник, который прятался от людей на протяжении семи с половиной лет», — мысленно продолжил Хайнэ, чтобы не поддаться искушению и не совершить поступок, о котором потом наверняка пожалеет, как пожалел о том, что явился во дворец.

— Нет, — пробормотал он, отодвигаясь от сестры. — Не поеду. О чём я буду разговаривать с твоей подругой и её гостями? Они со мной заскучают.

— Ты же много читаешь! Повод для разговора всегда найдётся, мы любим обсуждать прочитанное, — не отступалась Нита.

— Кстати, о литературе, — внезапно подал голос Хатори. — Я слышал, что этим летом все только и говорят, что о загадочном Энсенте Халии…

Хайнэ покрылся ледяным потом.

Вот ведь Хатори, рыжеволосый лис!

Был бы на месте Ниты он сам, моментально заподозрил бы неладное. Чтобы Хатори, зевавший от любой книжки и не оставшийся необразованной деревенщиной лишь благодаря своей способности обучаться на лету, сам заговорил о некоем писателе и даже запомнил его имя?!

Впрочем, сестра не заметила чего-то необычного.

— Да! — оживилась она. — Хайнэ, ты его читал? Такой скандальный писатель… Говорят, у него было несколько десятков любовниц! Говорят, он…

Хайнэ отвернулся, пряча усмешку.

Разумеется, Энсенте Халией был он сам, калека, ни разу в жизни не видевший обнажённой женщины, не говоря уж о чём-то большем. Болезнь отняла у него возможность удовлетворить свои желания, однако не отняла самих желаний — и то смутное волнение, которое он однажды испытал при виде подкинутых ему эротических картинок, преследовало его снова и снова, тщетное, бесплодное.

Тело его оставалось холодным, равнодушным и бессильным, зато в голове множились жаркие, страстные фантазии, и изливать их оставалось только на бумагу.

Этим Хайнэ и занимался все семь лет, и ему никогда бы даже не пришло в голову рассказать кому-то о своих постыдных тайных мечтах, а уж, тем более, выставить их на всеобщее обозрение, если бы однажды не вмешался Хатори.

Вот как это произошло — в тот самый день, когда до провинции Арне долетело известие о предстоящей свадьбе наследной принцессы с прекрасным чужеземцем.

Стояло раннее лето, самый конец первого месяца Огня. Листва на деревьях ещё была клейкой,

нежно-зелёной, воздух — напоенным ароматом бесчисленных цветов. Птицы как будто с ума сошли от сладких запахов и заливисто пели с утра до вечера; дети, рождённые в эти дни, как говорили, почти не плакали, а всё время смеялись.

Проснувшись в тот день, Хайнэ даже не стал, как обычно, нежиться на своей постели, разложенной прямо на полу по совету какого-то из бесчисленных местных знахарей.

Он подполз к приоткрытым окнам, волоча за собой бесполезные ноги, откинул шёлковые занавеси пламенно оранжевого цвета, свесился вниз и замер, щурясь от яркого солнечного цвета, хлынувшего в комнату ослепляющей золотой волной.

— Сколько бабочек, а? — В саду над цветочной клумбой вилось целое облако разноцветных крыльев. — Что происходит? У меня такое ощущение, что всё это неспроста. Что-то такое как будто витает…

И Хайнэ даже почти мог определить, что именно: это было счастье, а, может, предчувствие счастья — почти не отличимые друг от друга, они пронизывали воздух светло-золотистым солнечным светом, звонкими птичьими трелями, нежным благоуханием роз, которые выращивала госпожа Ниси.

Хатори понюхал воздух.

— Едой пахнет, — заявил он. — Когда уже там принесут наш завтрак?

Он отлично умел испортить романтическое настроение фразами, подобными этой.

Хайнэ раздражённо застонал.

Скорее, для виду, конечно, потому что и не ожидал иного — разговор с Хатори о неких неуловимых ощущениях всегда напоминал диалог с пустотой. Хайнэ не встречал ни понимания, ни отклика, но всё равно почему-то продолжал об этом говорить — наверное, привык ещё с тех пор, когда считал Хатори немым и впервые поделился с ним своими чувствами.

Так оно с тех пор и продолжалось.

Почему? Хайнэ не знал и порой ужасно на себя за это злился, однако остановиться уже не мог.

Впрочем, после завтрака Хатори искупил свою вину, вытащив брата во двор, усадив в экипаж и повезя любоваться живописными долинами провинции. Хайнэ любил эти прогулки: они ездили только вдвоём, без слуг и сопровождающих, лошади бежали быстро, тёплый ветер, развевавший занавески и волосы, хлестал в лицо. Когда ещё неподвижному калеке испытать такие ощущения?

Единственным, что Хайнэ во всём этом не нравилось, были встречи на узкой дороге с другими экипажами, которые всегда заканчивались препирательствами за право проехать первым, перераставшими в крупную ссору. Хатори в его тёмной одежде каждый раз принимали за слугу, а всем известно, какие отношения складываются между слугами знати и простыми бедняками: первые относятся ко вторым свысока, считая себя почти что господами по отношению к ним, а вторые презирают первых, не упуская случая их унизить.