Прорвемся, опера! Книга 4
Шрифт:
— Так это что, от скрипки? — уточнил я, разглядывая выложенную упаковку.
— Нет, виолончель! Она побольше! И струны толще.
Как выглядит виолончель, я знал, но парень всё равно притащил фотку, где тощая девушка в чёрном платье в стиле «готика», похожая на заморенную голодом супермодель, держалась за большой стоящий на полу инструмент, перечеркнув его смычком.
— Виолончель… Хм-м… И кто-нибудь у вас покупает такие струны? — спросил я, облокотившись на стойку.
— На моей памяти никто ещё не купил. Как струна эта лежала годами, что я вам показываю, так и лежит. И
— А кто-нибудь в городе вообще играет на таком инструменте?
— Ну, может, в музыкалке кто-то, — парень пожал плечами. — Я не слышал, не общаюсь. С рокерами только тусуюсь, но они на таком точно не лабают.
— Спасибо, о нашем разговоре никому.
— Понял, до свидания… — удивлённо протянул он.
Я покинул магазин и направился в музыкалку, где оказалось ещё холоднее, чем в магазине. Нашёл преподавателя, старушку, кутающуюся поверх свитера в пуховый платок. Она сказала, что раньше на виолончели играли двое, парень и девушка, но девушка потом забросила занятия, а парень уехал в другой город ещё пару лет назад, и с концами.
Надо бы спросить у Ручки, он же, вроде, занимался давным-давно в музыкалке, может, кого-то знает. Ванька-судмед говорил, что коллега играет на скрипке, но сам Ручка никогда нам об этом не упоминал. Будто скрывал или даже стыдился такого занятия.
Да, надо спросить… только аккуратно, наводящими вопросами. Во избежание, как говорится.
Хотел я двинуть в ГОВД, но когда выходил из музыкалки, заметил торопящегося куда-то криминалиста Кирилла. Мало ли куда он спешит, но время рабочее, а Кирилл куда-то сильно торопится. И моторчик у меня в мозгу заработал по новой. Опять кого-то убили? Тогда почему без чемодана со всеми принадлежностями и на своих двоих? Надо глянуть.
Но он дошёл только до универмага за углом. Это не тот, в районе которого родилась та самая городская банда, а другой, под названием «Весна». Внутри него уже устроили какое-то подобие торгового центра, было несколько магазинов и фотосалон, где проявляли плёнку и печатали цветные фотки. Вернее, это был небольшой закуток со столом, где принимали и выдавали заказы, и дальше за ним — сама лаборатория с оборудованием и проявочными машинами. Единственный салон в городе, где можно было проявить снимки с «кодака» или подобного плёночного аппарата.
Фотосалон был открыт, Кирилл стоял у двери и с кем-то ругался.
— Да как смогу, так приду! — говорил он. — И вообще, нехрен на меня наезжать, я так-то в милиции работаю, всех там знаю. Нечего на меня пальцы гнуть и бандитами пугать! Всю твою крышу арестуют, если надо будет.
Он яростно ругался с тёткой в пушистом свитере и в норковой шапке, которая сидела за столом заказов. Я немного послушал и понял, что вечерами Кирилл подрабатывает на проявке. Ага, не знал, но не удивлён — деньги-то ему нужны, ведь в милиции особо не платят, а хобби у него дорогое — ножики собирает. Но из-за сильной загрузки в последние дни он работал в ГОВД допоздна — и, видно, сюда не приходил, вот хозяйка салона и была недовольна. Заказы скопились, проявлять не успевали, а он тут нарисовался, как ни в чём ни бывало.
Вмешиваться я не стал, но, прооравшись, они посмеялись
— О, Паха! — он даже вздрогнул. — А я тут это…
— Да я понял-понял. Деньги надо, а пистолета, чтобы крутиться как хочешь, тебе не положено, — чуть изменил я известный анекдот, хотя пестик у Кири был, но он его не получал почти никогда.
Он засмеялся и полез в карман куртки. Подумал, что он сейчас покажет какой-нибудь новый нож похвастаться, но он достал толстый жёлтый конверт. Внутри лежала стопка цветных снимков.
— Да я тут не знаю, что делать. Мне Толя Коренев плёнку приносил проявить, я вот только недавно сделал, не знаю, стоит нести ему или не стоит. Или девахе его отдать?
Я глянул на снимки и понял, почему Кирилл озадачился. Там как раз его бывшая девушка, и на одном даже был её брат, тот самый задушенный Миша Зиновьев. Даже тут парень был чем-то недоволен…
И вот какая связь у него с остальными?.. Всё пытался я это понять — и никак. Даже цвет волос другой, он блондин, а сегодня напали на рыжую.
— Пока пусть полежит, — я вернул ему снимки. — И Толе не до этого, а уж про девушку я вообще молчу, до сих пор, наверное, в шоке, что брат умер, не до снимков этих. Потом возьмёт, как успокоится, а то так ещё нервный срыв будет.
— Ну да, — он кивнул.
— А ты давно здесь работаешь? — я кивнул на салон.
— Да полгодика где-то. Но я так, когда выйдет, а когда и нет. Сам знаешь, работы вал. А у них свой спец есть, но он бухает как чёрт, хрен когда его найдёшь.
— А, Кирюха, ещё вопрос, — остановил его я, пока он не ушёл. — У тебя ведь есть компактный фотоаппарат со вспышкой? Надо на вечер, на всякий случай. Верну обязательно.
— Да, найду. Заходи в кабинет через часик, выдам.
Ещё днём, пока думал над словами Якута, я примерно понял, что он хочет сделать. Что-то не совсем законное, но действовал старший опер нестандартно, и многому я тогда успел научиться именного у него.
Я же сам приходил на квартиру к Кащееву без всякой санкции от прокурора, а потом уже мы его раскрутили. Здесь случай другой, и даже если мы что-то найдём в жилье подозреваемого, ни один суд не признает эти улики законными.
Но смысл один, что там, что здесь — убедиться в этом нам необходимо. Но и отчёт надо себе отдавать, что даже железные улики могут оказаться не самым надёжным доказательством. Как украшения в комнате Кащеева, которые оказались там неведомым образом, книги по сатанизму и гитара без струны, которая и правда лопнула, а не использовалась для убийства.
Так что когда Якут вечером предложил нам просто посмотреть, что творится у следака в квартире, я не удивился. Но подготовились мы основательно — отправили Устинова к Кобылкину, мол, надо съездить в деревню «Озерки», купить там картошки и мяса, как раз знакомые Василия Иваныча зарезали корову. Конь всё равно таксует, поездку я проспонсировал, а Якут обещал приготовить из мяса что-то потрясающее и принести завтра.