Проржавленные дни: Собрание стихотворений

Кугушева Наталья Петровна

«Венецианские лагуны луж…»

Венецианские лагуны луж И хрупкий месяц, розовый к тому ж, Качается. И в зыбком отраженьи Преображается воображенье: Не глина вязкая, не грязная вода, А перламутровая тонкая слюда, И синие, и синие просторы И романтические горы.

«Четверть километра луж и грязи…»

Четверть километра луж и грязи. Тусклого тумана плотная стена. Крапчатое небо цвета грязной бязи Ветер в сорок баллов. Такова весна. (Весна, весна! О ней поют поэты, О ней поют щеглята и скворцы, И на лугу качаются

под ветром Купавок золотые бубенцы. Ты тихо слушай у лесной опушки, Вбирай в себя любовный дух весны; Весна ответит голосом кукушки, Родным приветом северной страны.) Четверть километра – только ль это, Это ли причина для разлук? Я ловлю внимательно грустные приметы В суетных движеньях равнодушных рук. 23 марта 1947

«Века назад с тобою мы бродили…»

Века назад с тобою мы бродили, Рука с рукой, по солнечной стране. Оливковые рощи мы любили И звон цикад и песни при луне. Любили моря синюю прохладу, И митиленское вино, И гроздья золотого винограда За невысокий белою стеной. Встречать любили корабли чужие У гавани в вечерние часы – Стремительные тучи грозовые, Летящие над парусом косым. Друг друга там с тобою мы любили, В Эгейской солнечной стране, Где с нами Музы милые дружили И Сафо пела, украшая мне Венками роз и ломкого аниса Ночного ложа сладостный шатер… Ты помнишь звезды яркие и низкие И запах свежести с далеких гор?.. 1 апреля 1947

САФО

Остров похож на огромный и радостный сад. Розы цветут. В Митиленах цветет виноград. И из далекого плаванья Корабли чужеземные заходят в гавани. Музы поют, вдохновляясь Эгейской весной. Море и солнце. Наполнен полдневный зной Цикад лирическим пением И благоуханием весеннего цветения. Сафо, и здесь ты бродила в любовной тоске, След от сандалий остался на теплом песке, И над волнами пенными Твой голос звучал, призывая Айсигену. В дар Афродите ты песни свои принесла. Розы цветут, из которых венки ты плела, И рощи олив по-прежнему Такие ж густые, зеленые и свежие. Нет тебя, Сафо. Но летописи земли Песни твои чрез века донесли Любовникам. И поэтому Ты чтима, бессмертная, поэтами. 4 апреля 1947

«Я слишком люблю тебя, солнце земное…»

Я слишком люблю тебя, солнце земное, Закатов прозрачную акварель, Восходов пастушескую свирель И яростный ливень полдневного зноя. И в каждой ромашке твое отраженье Качается радостно, диск золотой, Подсолнух надменный, высокий, прямой Твое повторяет, о солнце, движенье. В зеленой траве распускаются маки – То пурпур заката на землю упал, То с ягод рябины восход запылал Осенним оранжевым лаком. 8 апреля 1947

«Друзья мои, товарищи изгнанья!…»

Герде и Эльвире

Друзья мои, товарищи изгнанья! Шесть лет почти мы делим пополам И скудный хлеб дорожного скитанья, И грусть надежд, и юмор мелодрам. Мы помогаем пронести по жизни Мешки обид, чувалы кизяков, Прощаем, дружные, неласковой отчизне, У нас отнявшей родину и кров. Прощаем ей загубленные годы, Саманную тоску и троглодитов быт; Прощаем вшей, жестокую природу, Лохмотья жалкие и нищенство судьбы. Всех потеряв, мы обрели друг друга (В суровых битвах длится бытие). Лишь иногда в вечерние досуги Цыганскою гитарой пропоет Далекой молодости воспоминанье… И мы, тряхнув почтенной сединой, Забыв лета, разлуки и свиданье, Смеемся

весело над грустною судьбой. Иль, раздавив желанные пол-литра И слезы удержав, поем о старине, Пока кругом шальные «виют витры» И голод рыскает в измученной стране. Друзья мои, давайте ж поклянемся Союз наш сохранить до гробовой доски, И напоследок вдоволь посмеемся, И доживем свое без жалоб и тоски. 3-26 мая 1947

«Я позову тебя в молчанье…»

Р.

Я позову тебя в молчанье. И, может быть, настанет час, – На долгожданное свиданье Пойду, не опуская глаз. И будут все пути открыты И я припомню, может быть, По древним письменам санскрита Метафизическую нить Моих далеких воплощений На грустной и родной земле – Медузой, рыбою, растеньем И ящерицей на скале Была душа. В ночных пещерах Горели первые огни. И человек, один из первых, В косматом сумраке возник. А дальше – медленно и трудно Шел человек – за шагом шаг, Но в некий час тревоги чудной Крылатой поднялась душа. Так человек услышал Бога И на земле родился Бог – С востока привела к порогу Звезда волхвов и пастухов. И память мудро сохранила, Запечатлена и чиста, Путь от амебы до гориллы И от гориллы до Христа 1 июня 1947

ТРОИЦА

Конверт со штемпелем «Москва». Как радостно и больно! Читаю медленно слова, И на глаза невольно Непрошеная влага слез. О, милый запах дома, О, запах вянущих берез На Троицу. Знакомый Веселый вечер за столом Под желтым абажуром. Как дышит самовар теплом, В сухарнице ажурной Печенья хрупкая гора (Домашнего печенья!), И рдеет в вазе баккара Клубничное варенье, И хворост розовым клубком, Напудренный ванилью, В бутылочке старинной ром, И рюмок изобилье, И мед сочится золотой На блюдо расписное, Пионы в зелени густой, Зажженные весною, И в чашечках саксонских чай, Душистый, сладкий, крепкий… И скатерть – желтая парча, На ней березок ветки… 3 июня 1947

ПОСВЯЩЕНИЕ

Э.

Нельзя забыть любимого тепла Знакомого и ласкового тела. И плачу я, что не любовь ушла, А только радость ласки отлетела. И мы – враги, влюбленные враги, Следим жестокими и жадными глазами, Чтоб сердце не досталося другим, И раним сердце сладострастно сами. Я плачу. Видишь – я люблю тебя И любишь ты. Но не покорны оба. И проклиная, плача и любя, И издеваясь над любовью злобно, Неповторимый помним аромат Любимых губ и ласкового тела… Пусть дни летят, стремительно летят, Пусть молодость, как ветер, отшумела! 8 июля 1947

ГОЛОД

Легкая дрожь в коленях, Ясность и пустота Медленных телодвижений. Смутный мираж. Мечта. Тонко звенит (как пчелы В тучных лугах звенят) Мыслей моих веселых Пахнущий медом яд. Брат мой, мы оба узнали Песен святую ложь – Я тоже зову – Илаяли, Которую ты зовешь. Ее не бывало на свете. И кружится голова. Останутся от поэта Придуманные слова, Мы книги оставим миру. Пускай их Лукулл прочтет На шумном, на пышном пире И легким вином запьет. 22 июля 1947