Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
Этот период времени был для Аввакума оазисом мира и счастья среди пустыни горя. В своем приходе у него было свободное время раскрыть свой дар слова и руководства душами, реализовать дорогие ему идеи. Он распорядился выполнять церковную службу единогласием и не торопясь. Он сам пел песнопения так, как они были написаны, без фиоритур, без искусственно вводимых звуков. Перед глазами у него была подлинная книга хорового пения, переписанная в бытность митрополита Макария, и многие приходили к нему, чтобы списывать ее; часто также «с помощью Божьей» он пел по памяти [732] . Он читал народу творения отцов церкви, комментируя их, как он знал [733] , без риторики, на хорошем русском языке, полном деревенских образов и вольных выражений, вполне понятных всем, с резкой откровенностью, не щадившей ни сильных мира сего, ни слабых. Он говорил с искренностью, не исключавшей подлинного чувства действительности, с изумительным умением сочетая догматы, обряд и этику, с умением извлекать из священных текстов те выводы, которые ему были нужны. Он говорил перед своей паствой в Лопатищах с той же свободой, что и со своими знатными московскими прихожанами [734] . Иногда протопоп Даниил приходил служить в собор, чтобы своим присутствием придать более пышности церковной службе [735] . Толпа все продолжала притекать в Казанский собор. Аввакум страстно любил свой приход, как только может любить его хороший
732
РИБ. Т. 39. Стб. 856, 911.
733
Житие. Л. 204.
734
Мы можем до известной степени судить об Аввакуме как о проповеднике по его «Книге бесед» (РИБ. Т. 39. Стб. 425–576).
735
РИБ. Т. 39. Стб. 911.
736
Житие. Л. 204.
Не заискивая у знати милостей, Аввакум, тем не менее, испытывал некоторое очарование, когда посещал знатных людей. Как мог он устоять против некоторого рода удовлетворения, когда царь принимал его, попенка, запросто, слушал его, интересовался его семьей, приходил к нему в его приход. В это время между царем и протопопом зародилась истинная дружба, однако она в дальнейшем не помешает ни тому, ни другому по виноваться тому, что каждый из них будет считать своим долгом; вместе с тем эта дружба будет давать отпор жестокостям политики. Царь Алексей по наговору Никона вышлет, отправит в изгнание, будет мучить Аввакума, но он пошлет к отлученному своих самых близких доверенных лиц, чтобы вымолить у него благословение. Аввакум, претерпев от царя адские муки, простит его с нежностью, исключит его вопреки всякой логике из своих анафем и сохранит к нему самую трогательную привязанность. Как это характерно для душ обоих!
Царевна Ирина, старшая сестра царя, и царица Мария, обе очень сочувствующие кружку боголюбцев, выказывали не меньше внимания знаменитому протоиерею [737] . Через них, так же как и через царского духовника Стефана, он устроил всех своих братьев: Козма и другой, имени которого мы не знаем, были причислены в качестве священников к домашней церкви царицы; Евфимий, младший, туда же в качестве канонарха; Герасим был священником в Благовещенском соборе [738] . Впоследствии, в дни его несчастий, эти обе женщины его не покинут.
737
Житие. Редакция В. Л. 86; РИБ. Т. 39. Стб. 567. Члены кружка обращаются с ходатайством относительно Стефана к царю и царице (Житие. Л. 203 об.).
738
Списки Извекова (см.: Извеков. Московские кремлевские дворцовые церкви) не упоминают Козму, Евфимия и Герасима, но они не полны. Житие (Л. 210) упоминает о двух братьях, устроенных у царицы (умерших затем от моровой язвы) и, в частности, Евфимия, устроенного чтецом у великой княгини (Л. 267 об.); так как известно, что Евфимий – один из умерших от моровой язвы, очевидно, в первом упоминании есть неточность. Материалы. I, с. 359 подтверждают, что Козма был в Москве до моровой язвы. Относительно Герасима имеется сообщение Ивана, сына Аввакума (Есипов. I. С. 119). Редакция В Жития (Л. 18) говорит о братьях Аввакума, устроенных у царевны, и об одном, устроенном попом в Благовещенский собор.
Аввакум постоянно находится в Москве, где он-таки чувствует себя несколько затерянным в огромных дворцовых залах [739] . Там он встретил Василия Шереметева, боярина, которого он оскорбил своей прямолинейностью в Лопатищах и который в отместку хотел приказать бросить его в воду. Они примирились. Могущественный сановник и оба его сына милостивы к прежнему священнику. Евдокия, жена Василия, будет исповедываться у его брата [740] .
739
РИБ. Т. 39. Стб. 246.
740
Житие. Л. 200 об.
И тогда-то Аввакум не преминул посетить Федора Ртищева в его доме у Боровицких ворот [741] ; прием, оказанный ему в 1664 году, предполагает уже старые отношения; Аввакум был настолько связан дружбой с Нероновым и другими членами кружка, что желал познакомиться с их другом. Раз познакомившись, они не могли не стать неразлучными.
Среди высоких московских особ были оба брата Морозовы, Борис и Глеб. Первый с 1649 г. был владельцем Мурашкина и Лыскова [742] , второй породнился с момента своей второй женитьбы в 1649 г. со Ртищевыми. Федосья Морозова, урожденная Соковнина, была двоюродной сестрой Федора, которую он очень любил, так же как и его отец, Михаил. Ей тогда было около двадцати лет и она была выдана замуж из соображений, в которых любовь не играла никакой роли, за боярина, которому было уже за пятьдесят, поблекшего и в достаточной степени потрепанного жизнью [743] . Наверное, Аввакум был представлен Борису, по-прежнему жизнедеятельному и любознательному, может быть, и Глебу, но совершенно определенно не Федосье. Женщина долга, занятая своим домом и своим маленьким Ваней, которому был один или полтора года, она, как хорошая московская жена, совершенно не покидала своих горниц [744] .
741
Участок Ртищева фигурирует на одном из планов, опубликованных Белокуровым (Белокуров. Планы г. Москвы. XVIII. С. 48–49), на углу Знаменки и улицы, ведущей к Пречистенским воротам (позднее Моховая), следовательно, он находился недалеко от Кремля.
742
РИБ. XXI. Стб. 30. О Борисе Морозове см.: Забелин И. Е. Великий боярин // Вестник Европы. 1871. № 1, 2.
743
Мятлев // Известия Русского генеалогического общества. 1903. II. С. 85–87. Даты рождения и брака Глеба Морозова и Федосьи прямо не указаны, но они вытекают из многочисленных текстов.
744
Всякое предположение о встрече с Морозовой в 1652–1653 гг. отпадает благодаря следующей фразе: «Я своим детям велю Федора любить (…) прежде тебя его знаю (…)» (выдержка из письма Аввакума к Морозовой. См.: Барское. С 39). Он познакомился с Федором только после своего возвращения из Сибири в 1664 году.
Было, конечно, много других сановников, которые считали за честь посещать священника, который был в такой милости: нам известны, например, четыре брата Плещеевы, ученики Неронова, в особенности Андрей [745] . Аввакум находил удовольствие в посещении знати; впоследствии он примет оскорбления и лишения как возмездие за прежнюю роскошную жизнь [746] .
745
Православный собеседник. 1858. II. С. 591–598.
746
Житие. Л. 210.
III
Москвичи и греки
Никон долгое время разделял мнение большинства своих современников относительно грехов. Своим собратьям – ревнителям – он часто говаривал: «Греки и малороссы потеряли веру; у них нет ни стойкости, ни добрых нравов; роскошная жизнь и почести соблазнили их, они живут как им нравится; они не выказывают больше ни твердого рвения, ни набожности» [747] . Этим он выражал не что иное, как отвращение московских аскетов, постников, встающих ночью для Божественной службы, перед слабостью и возмутительной аморальностью многих греческих духовных лиц [748] . Это не мешало ему, как и другим, почитать Константинопольскую церковь – Матерь и признавать за Константинопольским престолом право получать первенствующие почести и власть.
747
Материалы. I. С. 150 (Неронов в январе 1657 г. напомнил Никону о его прошлом отношении).
748
Достаточно вспомнить о Павле Алеппском, исполненном ужаса перед умерщвлением плоти и исключительной набожностью русских (Павел Алеппский. III. С. 29, 44, 194; IV. С. 98, 106).
Но 17 января 1649 года из Иерусалима прибыл Паисий, патриарх Иерусалимский. Это был еще один сборщик пожертвований, но говорил он, в отличие от других, властно. Он произвел в Москве большое впечатление. Он не скрыл свое неодобрение относительно того, что русские обычаи разнятся от обычаев других патриархий. Он показал привезенные им книги. Все, что им не соответствовало, было, по его мнению, подозрительно. Греческая церковь была подлинным источником веры, единственным источником, чистым и непорочным. Недостаточно было ее только почитать как таковую, надо было ей подражать и следовать за ней [749] . Из всего московского духовенства только Никон снискал милость у требовательного патриарха. Они часто встречались. Без сомнения, грек показал своему собеседнику, что московское патриаршество, несмотря на свое богатство, мощь и святость на свой лад, всегда будет производить на внешний мир впечатление полуварварской провинции, пока оно не будет приведено в соответствие с другими восточными патриархиями. Было в интересах русского высшего духовенства, для их достоинства и для их авторитета, теснее примкнуть к церкви более древней и все еще блистательной, пользующейся, в силу традиции, столькими почестями. Впоследствии, как говорил Паисий, сам Никон, может быть, извлечет из этого выгоды. Можно строить только догадки относительно доводов, употребленных Паисием. Но внутренний переворот, происшедший в Никоне, исходил именно от этих собеседований, имевших место в 1649 году. Они заключили союз. Паисий не унялся, пока он не добился назначения Никона на митрополичью кафедру в Новгороде. Она не была свободна, будучи занята престарелым Аффонием. Его отправили в монастырь. Можно ли было совершить подобное нарушение законности, если бы Паисий не был уверен в Никоне и если бы у них обоих не было общего плана?
749
Белокуров. Арсений Суханов. I. С. 178–182.
Необходимо было склонить к этому плану царя. Однако то, чего домогался Паисий, превосходило во многом то, что до того времени практиковалось. Держать связь с Константинополем, советоваться с восточными патриархами не представляло затруднения: самому Паисию ставили разные вопросы, касающиеся вероучения, например, касательно времени служения обедни, поста в среду и пятницу, Великого поста [750] . «Книга о вере» настоятельно доказывала, что, несмотря на Флорентийскую унию и мусульманское иго, греки сохранили нетронутой и без изъяна веру Христову и апостолов и что русские обязаны подчиняться вселенскому патриарху [751] . Предисловие к «Грамматике» Смотрицкого положило основание сличению русских книг с греческими. Не колеблясь продолжали работать в этом направлении: по греческим оригиналам Паисия была отредактирована Кормчая [752] ; к Шестодневу, напечатанному в 1650 году, был добавлен важный список неправильностей, основанный «на греческих текстах»; для нового Служебника, который вышел 18 июля 1651 года, также был использован греческий образец [753] . Но уничтожить все особенности русских обычаев и слепо следовать за греческими – это требовало по меньшей мере осторожности. Царь поручил Арсению Суханову, монаху, хорошо знавшему греческий язык и участвовавшему в 1637–1640 годах в посольской поездке в Кахетию, специально снаряженную для исследования тамошних дел [754] , сопровождать на обратном пути Паисия с тем, чтобы на месте проверить его утверждения относительно веры и благочестия греков. Суханов покинул Москву 10 июня 1649 года и вернулся 8 декабря 1650 года. Между тем в феврале или марте 1650 года узнали через некоего монаха Пахомия о важном инциденте, происшедшем в Зографском монастыре на горе Афон: греческие монахи сожгли как еретические три московские книги: Кириллову книгу, Сборник 1642 года и Псалтырь с молитвословом; причиной тому была форма крестного знамения: греки допускали только троеперстие. Суханов подтвердил это известие [755] и, помимо этого, сообщил другие различия. Греки считали от Сотворения мира до Рождества Христова не 5500 лет, как это было установлено в Требнике Филарета, Иоасафа и Иосифа, так же как и в Кирилловой книге, а 5508 лет; греки крестили обливанием, а не трехкратным погружением; греки поэтому рассматривали как действительное крещение латинян и не крестили их снова.
750
Белокуров. Арсений Суханов. I. С. XXXVI–XXXIX (письмо Паисия от 15 февраля 1649 г.).
751
Там же. С. 173–177 (с более обширными цитатами).
752
Кормчая. М., 1650. Послесловие.
753
Белокуров. Арсений Суханов. I. С. 326–327. Один из справщиков, Захарий Афанасьев, работавший с 29 декабря 1641 года, прекрасно знал греческий язык, как об этом свидетельствуют его исправления, сделанные в Постной Триоди, сохранившейся в библиотеке Синодальной типографии.
754
Суханов должен был рассмотреть веру иверийского народа; узнать, как они верят и не позаимствовали ли они чего-нибудь у других религий, и, если у них окажутся какие-нибудь ошибки, объявить их им, чтобы они от них отказались (Там же. С. 125). Кахетия в собственном смысле – часть Грузии, на восток от Тбилиси; в XVII веке она властвовала над всей Грузией.
755
Там же. С. 201–206.
Противоречия между греческими и московскими обычаями были обоюдными: и со стороны греков, и со стороны москвичей. Требовала ли проблема разрешения? Большинство думало, что нет. Греки могли сохранять свои особенности, а русские – свои. И те, и другие были в достаточной степени достойны уважения. Таково было мнение Арсения Суханова. В Терговисте, в Валахии, 24 апреля, 9 мая, 3 и 6 июня 1650 года состоялись четыре крупных диспута с греками, в которых Арсений Суханов оправдал русские обычаи.