Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
Феодосия, Евдокия и Мария составляли для него почти нераздельное триединство. Однако у Феодосии было больше сил и самостоятель ности; она, будучи вдовой, имела больше свободы действия, больше возможностей: помимо воли он привязался к ней сильнее, чем к другим женщинам. Из этих отношений между молодой вдовой, жаждавшей веры и христианской любви, которая знала ранее только любовь старика, и между протопопом, достигшим высокого нравственного уровня, – человеком, отвечавшим всем запросам как сердца, так и ума, человеком, пережившим мученичество и полном истинной горячей веры, – вскоре возникло чувство, пыл которого у обоих был ослаблен только благодаря героической преданности долгу. Можно сравнить эту дружбу, более чем чисто-духовную и, однако, совершенно чистую, развившуюся между духовным отцом и духовной дочерью, только с дружбой, существовавшей между св. епископом Франциском Сальским и праведной вдовой Жанной де Шанталь.
Аввакум поставил себе целью переплавить в чистое серебро, довести до совершенства эту душу, которая доверялась ему. Он не изменил ничего в ее внешней жизни. Император Феодосий так же носил под своей пурпурной мантией власяницу и одновременно выезжал в роскошных колесницах; приготовлял сам себе пищу, переписывал рукописи, трудился для бедных. Но он ободрял ее в отношении исполнения ее послушания и побуждал ее еще шире открывать двери своего дома несчастным и странникам; она служила им, обмывала их раны, ела с ними из одной миски. В особенности же
1213
РИБ. Т. 39. Стб. 917.
Часто ее противниками были Ртищевы. Ее дядя, старый Михаил Алексеевич, приходил к ней специально, чтобы побудить ее вступить на путь официальной церкви, не расходиться со своими родичами: делай, «как все делают», «крестись тремя перстами!» – говорил он. Сторонница Никона, Анна, распекала ее еще сильнее [1214] . Только один добрый Федор, если он присутствовал при этих спорах, видимо, находил удовольствие слушать доводы обеих сторон и уважал все мнения.
1214
Житие боярыни Морозовой. С. 149–151. Житие боярыни Морозовой, княгини Урусовой и Марии Даниловой, которое можно прочесть в многочисленных рукописных списках, из которых некоторые принадлежат XVII веку (Дружинин. Писания. С. 207–209), было написано вскоре после описанных событий (после 1682 года). Оно могло быть составлено одним из братьев Морозовой (Смирнов. Внутренние вопросы. С. XCI; Материалы. VIII. С. XIII–XV). Хронологически оно не точно, но представляет собой бесспорную историческую ценность. Это сочинение, от которого веет искренним чувством и которое соединяет церковнославянский книжный язык с русским обыденным разговорным языком, что роднит его с писательской манерой Аввакума. [В настоящее время доказано, что автором Жития боярыни Морозовой был ее старший брат Ф. П. Соковнин. См.: Понырко Н. В. О том, кто был автором Жития боярыни Морозовой // Житие протопопа Аввакума. Житие инока Епифания. Житие боярыни Морозовой / Изд. подг. Н. В. Понырко. СПб., 1994. С. 212–218. – Прим. ред.].
IV
Непримиримость в теории и компромиссы на практике
Таковы были круги истинных православных, которые можно было видеть в Москве. Они существовали в разных слоях населения и во всех районах города. Естественно, что члены этих кружков встречались между собой: Афанасий приходил к Морозовой; Федор встречался с Феоктистом [1215] ; Тит Мемнонов жил у попа Дмитрия [1216] , Андрей Самойлов знал Аввакума уже с 1653 года, когда он приходил в Благовещенский собор, чтобы побеседовать со Стефаном Вонифатьевым, и с той поры избрал его своим «другом и советником» [1217] . Таким образом, составилась своего рода община. Московская община находилась в связи и с другими общинами, возникавшими повсюду на Руси. Аввакум, вероятно, вел переписку непосредственно с монахом Григорием, то есть с Нероновым: его отношение к новшествам не было ясно выражено, говорили даже, что он принял «троеперстие» – но протопоп сохранил по отношению к своему старому духовному руководителю неизменную любовь: «А про старцово житье мне не пиши, – сообщил он вскоре одному своему другу, – не досажай мне им: не могут мои уши слышати о нем хульных глагол ни от ангела. (…) Да исправит его Бог, – надеюся!» [1218]
1215
См., например, имена, цитированные Федором в его письме к Феоктисту и в его показаниях 1665 года, (Материалы. I. С. 397–406).
1216
Барское. С. 71: 22.
1217
Материалы. I. С. 484. Самойлов говорил, что он был сторожем Благовещенского собора с 1653 года. Извеков находит его имя, начиная только с 1658 года (Извеков. С. 96).
1218
РИБ. Т. 39. Стб. 909–910. Неронов был в Москве до марта 1663 года и после октября 1664 года (Материалы. I. С. 205); есть данные о том, что в период между этими датами он иногда бывал в Москве.
Феоктист вел переписку с Устюгом, где его брат Авраамий бы монахом монастыря св. Архангела Михаила, и в особенности с епископом Александром [1219] . Разве не ценно было иметь близкие связи с членом высшей иерархии, хотя бы лишь только для того, чтобы иметь возможность сдать ему на хранение компрометирующие документы?
У Авраамия, юродивого Христа ради, были влиятельные друзья [1220] , Спиридон Потемкин сохранял дружественные отношения с единоверцами в Смоленске и через своего брата Ефрема имел связи также и с Керженцем и с Нижним. Дьякон Федор принимал суздальского священника Никиту [1221] . У протопопа Михаила сын был в Казани. Иван Трифонов в свое время принес в тюрьму Антонию, бывшему муромскому архимандриту, свитки рукописей, иллюстрированные изображениями перстосложения [1222] . Соловецкий архимандрит Варфоломей провел в 1664 году несколько месяцев в столице. В Соловках находился Никанор: Аввакум ему писал [1223] . Все эти сношения в конечном счете концентрировались вокруг Аввакума. Он поощрял их, давал им ход, снабжал апологетов старой веры текстами, аргументами, вопросами. Брожение умов распространялось по всей Руси.
1219
Материалы. I. С. 340–341.
1220
Барское. С. 70–71.
1221
Материалы. I. С. 401.
1222
Этот Антоний, от которого оставалась челобитная (Материалы. VIII. С. 113–130), одно письмо к Морозовой, одно «Показание» и «Покаянный свиток» (Материалы. I. С. 452–457), мало
1223
Материалы. I. С. 338. № 86.
Существовало ли тут определенное вероучение? Сначала было одно только отрицание: отказ от новшеств, введенных с момента прихода к власти Никона. Осуждение касалось книг, обрядов, обычаев. При этом опирались на многочисленные аргументы: новые книги противоречат друг другу; они основывались не на древних рукописях, но на современных изданиях, искаженных неправославными; Никоновы новшества были внушены либо латинянами, либо современными греками, которые были ничем не лучше; эти новшества прокляты Богом, как это доказывали бедствия, обрушившиеся на Русь, как то: моровая язва, войны, татарские нашествия [1224] , раскол в церкви. Затем следовали частные доводы относительно того или иного пункта: новым «догматам» противопоставляли либо тексты отцов церкви и самые древние книги, написанные на пергамене, либо рассуждения, сводившиеся к тому, что, осуждая старые обряды, тем самым осуждают святых, которые их выполняли; провозглашая трегубую аллилуию, выдумывают четвертое лицо Троицы; поносят памятники старины, где высятся венчающие купола восьмиконечные кресты, а равно имеются иконы, где святые благословляют двумя перстами. Все это было ясно, все было изложено в большом количестве писаний: в письмах Неронова, в «Прениях с греками» Арсения Суханова, в выписках из Стоглава, в трактате Герасима Фирсова о крестном знамении, в словах Спиридона Потемкина, в различных выписках из Св. Писания и отцов церкви, сделанных Аввакумом и Даниилом относительно крестного знамения и поклонов [1225] .
1224
9 января 1664 года крымские татары осадили Брянск и сожгли Свенский монастырь (Евсеев. Описание рукописей, хранящихся в Орловском древлехранилище. С. 130).
1225
Все эти писания, так же как и другие, были найдены у Феоктиста в январе 1666 года (Материалы. I. С. 323–339).
Относительно этого все были согласны. Можно было только умножить количество ошибок, найденных в новых книгах, открыть новые прегрешения Никона, составлять новые собрания выписок. Ученые сторонники старой веры и пользовались этими возможностями. Феоктист и Александр сличали книги; Аввакум во время своего пребывания в Москве также принялся за них. В виду того, что никонианское духовенство приняло для ношения греческую рясу с широкими рукавами, Аввакум нашел тексты, обличающие и это нововведение: «Я посещу князей и сыновей царских и всех одевающихся в одежду иноплеменников», – так написано у пророка Софонии [1226] . Он приказал юродивому Христа ради Федору переписать эти тексты и раздал их: у Андрея Самойлова был этот текст, так же как и выписки из других духовных книг. Так распространялось здравое учение и словом, и писанием [1227] .
1226
Соф. 1: 8.
1227
Материалы. I. С. 484–485.
Вынести суждение относительно официальной церкви и, следовательно, определить свое отношение к ней было уже более сложным. Теоретически эта церковь потеряла милость Божию, она была во власти дьявола, ее иерархия пала, ее таинства не были благодатными, ее обряды были кощунственными. Аввакум знал, чего ему стоило присутствовать в Тобольске на никонианской обедне. Наставления других духовных наставников московской общины, наверное, не отличались от его поучений. Церковь, таким образом, уже больше не была церковью.
Этими рассуждениями не ограничивались: всем казалось, что наступили времена антихриста. Все признаки пришествия были налицо: число зверя – 666, преследование христиан, отступничество большого количества верующих, лжехристы, всенародные бедствия. Никон слыл, по меньшей мере, предтечей антихриста, и, без сомнения, на его счет ходили разные легенды, склонявшиеся к тому, чтобы подтвердить этот слух. Эти мрачные мысли преследовали Спиридона Потемкина и Афанасия. Аввакум был менее обеспокоен, но совершенно не противоречил им. Если все это было верно, то надо было отвергать решительно все, связанное с антихристом, бежать от него, все должно было быть отвергнуто: священники, рукоположенные Никоном, крещение, совершенное ими, брак, освященный ими, даже все гражданские власти вплоть до самого царя – все это приспешники антихриста. Надо было отпасть от церкви, как это сделал Ефрем Потемкин, уйдя в болота по ту сторону Волги. И тогда приходилось бы слиться с учениками Капитона; строгим верующим угрожала опасность впасть в полное отрицание всего церковного устройства.
И действительно, то религиозное направление, которое уже к 1630–1640 годам приводило умы в состояние великой скорби по отношению как ко всему мирскому, так и к Церкви [1228] , со времени появления Никоновых новшеств лишь утвердилось и распространилось. Капитон, ускользая от всех преследований, все время увеличивал число своих учеников. В середине века он жил на Шоше в Костромском воеводстве; там он управлял группой монахов и мирян, преимущественно молодых людей, живших в разбросанных по району избах; среди них был уже известен некий Вавила. 31 октября царь приказал арестовать его и его приверженцев и послать их на суровое покаяние в Ипатьевский и Богоявленский монастыри, и держать их там впредь до нового распоряжения, особо наблюдая за тем, чтобы они оттуда не убежали [1229] . Эта строгость говорит одновременно об обостренных отношениях, которые существовали между сторонниками церковных новшеств и их противниками, и о той большой опасности, которая грозила ревнителям старой веры.
1228
См. выше, гл. I.
1229
Миловидов. Содержание рукописей, хранящихся в архивах Ипатьевского монастыря. I. С. 58.