Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
В декабре 1660 г. иподьякон Трофимов и поп Иродион пострадали за критику новых книг [1095] и, наоборот, 9 апреля 1661 г. Третьяк Васильев был освобожден от покаяния и приобщен к монахам Кирилло-Белозерского монастыря [1096] , но не возвращен в Москву, где он служил раньше. Как раз в эти-то месяцы и было, очевидно, послано распоряжение о возвращении протопопа Аввакума из Даурии: может быть, Симеон ходатайствовал за своего прежнего любимца [1097] . Наряду с этим, в июле попа Лазаря высылают в Тобольск [1098] . А в мае 1663 года грек Арсений высылается на Соловки, для покаяния [1099] . Видимо, царь колеблется, все увеличивающиеся обвинения против новшеств мучают его совесть, он приказывает производить расследования и делать очные ставки; дает согласие на осуждения, затем наполовину милует, позволяет, однако, новшествам понемногу внедряться повсюду, но систематически сторонников старой веры не преследует. Теперь все зависит от него: у иерархов нет стойких убеждений; консервативная партия ослаблена вследствие смерти Макария Новгородского, умершего 14 ноября 1662 г., и Маркела Вологодского, скончавшегося 22 марта 1663 г., и среди епископов нет смелых людей, которые не подчинились бы приказу царя.
1095
Материалы. I.
1096
Описание актов собрания гр. А. С. Уварова. II. С. 360–361. № 556.
1097
Надо думать, Аввакум получил извещение о возвращении в Иргенском остроге, в то же самое время, как и Пашков, в мае 1662 г. Расстояние между Иргенским острогом и Москвой требовало для путешествия целого года времени. В том же 1661 г. Симеон должен был прибыть в Москву в январе (8 января он писал царю из Ярославля).
1098
См. выше раздел II настоящей главы.
1099
Белокуров. Арсений Суханов. I. С. 433.
Среди приверженцев старого благочестия эта политика возбуждала два противоположных чувства: с одной стороны, ввиду того, что царь колебался, можно было еще убедить его вернуться к старому, добиться от него прежнего положения вещей; с другой стороны, невзирая на уход Никона, ненавистные новшества все же существовали и распространялись, что доказывало, что существующая церковь была развращена, предана антихристу. Сторонники старой веры были охвачены обоими настроениями зараз.
Те, кто больше надеялись на лучшее здесь, на земле, ожидали помощи от установленных властей. Александр Вятский со своим наперсником бывшим настоятелем Феоктистом подготовлял для предстоящего собора очень подробную памятную записку, где он отмечал все пункты, по которым Требник 1658 г. расходился со старыми московскими изданиями, так же как и с Требником Петра Могилы. Иногда он очень негодовал: «Ложь!», «Смешно и позорно!» – восклицал он. «Те, кто это издавали, что, они были пьяны или ум потеряли? Молю, чтобы мне ответили на это! Неужели мы должны зарываться в греческих книгах, напечатанных в Венеции, и принять свычаи и обычаи греков, взятые у латинян или язычников?» Но он надеялся, что после полюбовного соглашения относительно всех трудностей христиане снова обретут друг друга, объединившись в мире и в единой вере [1100] .
1100
ГИМ. Синодальное собр. № V. Л. 70–174. Конец памятной записки отсутствует.
Неронов также считал, что собор, который порешил бы все дела по наследию Никона, одновременно положит конец всем его неудачам. 25 октября 1661 г. он писал царю: «Хотят меня представить раздорником, виновником смуты. Разве у нас когда-нибудь был хоть намек на такую вещь? Нет, благочестивый государь, никогда не было у нас такой мысли! (…) Одна причина всей смуте – это новшества… Причину Божьего гнева, – я ее тебе поведаю! Начиная с 1654 года печатались книги, которые разнились между собой, а потому верующие, истинные служители Христа, находятся в великом смущении и скорби (…) Даруй церкви мир (…)». И, будучи уверен, что его прежняя мысль о соборе наконец-то принята, он просил, чтобы на этот собор также были призваны Никанор и его соловецкие друзья: Никанор по-прежнему поддерживал сношения с дорогим его сердцу монастырем после отъезда в 1657 г., делал туда вклады деньгами, книгами, образами, драгоценными митрами и, наконец, уже окончательно вернулся туда в 1660 г. [1101] ; Спиридон Потемкин, Сергий Салтыков, Сергий, настоятель Толгского монастыря, также, по его мнению, должны были участвовать в соборе, ибо «без таких людей Собор был бы бессилен» [1102] .
1101
Сырцов. С. 39–40, 80. В документе от 4 ноября 1659 г. также упоминается, что он находился в Саввино-Сторожевском монастыре (ЧОИДР. 1909. IV. С. 44).
1102
Письмо Неронова по сборнику № 10 собрания Рахманова напечатано П. Власовым: Голос Церкви. 1918. № 4. С. 203–205.
Оба Сергия были тогда, без сомнения, широко известны как преданные друзья истины. Первый принадлежал к влиятельной семье; он был – по крайней мере в 1658 году – попечителем небольшого монастыря, основанного в 1621 г. на Смоленщине его дедом, боярином Михаилом Салтыковым, во имя Воздвижения Святого Животворящего Креста Господня в Бизюкове [1103] . Другой Сергий уже доказал свои качества: энергию и умение повелевать – качества, которые в дальнейшем обеспечили ему блестящую будущность как иерарха.
1103
Материалы для истории Крестовоздвиженского Бизюкова монастыря, собранные Н. А. Поповым / С предисл. А. А. Голомбиовского // ЧОИДР. 1892. II. Отд. I. С. 1–45 (Сергий назван на с. 6, 24, 34).
Но Потемкин был личностью совершенно иного склада. Также уроженец Смоленщины, аристократ по рождению, он получил в польских школах западное образование, чрезвычайно редкое в то время в Московском государстве. Он знал греческий, латинский и польский языки, изучил довольно хорошо диалектику, риторику и богословие в той форме, как их преподавали на Западе под влиянием латинян; кое-где он даже цитирует Талмуд. Но он полностью сохранил свою приверженность к православным традициям. После взятия Смоленска царем Алексеем он прибыл в Москву, может быть даже против своей воли. Будучи дядей Федора Ртищева [1104] , расположение двора к которому все увеличивалось, он также мог бы достичь при дворе или на дипломатическом поприще блестящей карьеры, но он предпочел посвятить себя изучению религиозных вопросов. «Вся дни живота своего над книгами просидел» [1105] . В декабре 1660 г., нося еще имя Симеона, он был уже авторитетом среди защитников старой веры [1106] . Вскоре после этого он принял в монастыре, подведомственном царскому духовнику, которого он, вероятно, знал и уважал, монашество под именем Спиридона [1107] . К этому времени он составил уже девять очень обширных проповедей («слов»), где он разобрал, с тем чтобы их отвергнуть, никоновские догматические новшества [1108] .
1104
Материалы. VI. С. 230–232 (письмо дьякона Федора к сыну Максиму).
1105
Там же. С. 230.
1106
Там же. С. 79.
1107
Так он назван Нероновым 25 октября 1661 г.
1108
П. С. Смирнов,
Первая проповедь касалась крестного знамения, которое, как он полагал, должно было изображаться одинаковым образом, как для того, чтобы осенять себя, так и для благословения, ибо существует лишь единый Крест Христов. Вторая проповедь утверждала необходимость употреблять слово «истинный» в отношении Святого Духа. Третья проповедь отрицала необходимость реформы вообще, ибо церковь создана безупречной. Четвертая – говорила о торжестве церкви и о том, что сатана будет связан на 1000 лет, согласно Апокалипсису, и доказывала, что Никон противоречит себе, то принимая Стоглав, Кириллову книгу и «Книгу о вере», то отвергая их. Пятая – обличала предтеч антихриста, которых он научил скрывать яд их злобы под благочестивой внешностью. В шестой содержалось истинное учение о церкви. Седьмая говорила о несознательных христианах, именующих себя православными и осуждающих ошибки, но запутавшихся и этого не замечающих. Восьмая предупреждала еще верующих против тех, кто именует себя святым, а в действительности суть только приспешники антихриста. Девятая излагала учение о Пресвятой Троице.
Все эти проповеди были составлены научно-богословски, согласно приемам польских наставников Потемкина, однако же без рабского подражания им. Они были написаны языком ясным и образным, насыщенным цитатами из Библии, с четкими, ясными формулировками. Для этих проповедей, несмотря на их апологетическую и полемическую направленность, характерно было то, что в них отсутствовала грубость и они призывали к благоразумию. Известная легкость в раскрытии мысли, некоторые риторические приемы, вопросы к читателю, обращения, предполагаемые диалоги – все это делало чтение их привлекательным. Их много переписывали и читали; проповеди эти были объединены в сборник, и они чрезвычайно способствовали окончательному установлению старообрядческого учения.
Потемкин не углублялся, подобно многим, в анализ частных вопросов, он ими не пренебрегал, но пытался восходить до самых первоисточников. Церковь не может заблуждаться, ибо Христос в ней пребывает и царствует, она не может сойти со своего правильного пути ни в малейшем «догмате», ни в своем учительном писании, ни в обрядах, будь то записанные, будь то переданные по преданию. Поэтому всякий, кто намеревается изменять ее строй, извращает ее сущность. «Да будет проклят всякий, кто добавляет что-нибудь к чистой вере, переданной нам, или лишает ее чего-нибудь». Эти так называемые исправления заимствованы не в старых славянских рукописях, но в еретических книгах, напечатанных на греческом языке, пришедших из Рима, Парижа, Венеции, полных латинских ошибок. Новые книги – это сплетение лжи; русского в них только одно название; в них все перемешано с кощунственной римской верой. Если вся эта беда и случилась, то потому, что близки последние времена: сатана был связан в продолжении тысячи лет (о, счастливое тысячелетнее царство святых на земле!). После Седьмого Вселенского собора исполнилась тайна Божия – Рим отпал; прошло еще 600 лет – и появились униаты; протекло еще 60 лет – и Никон, следуя их примеру, отказался именовать Духа Святого «истинным»; что же произойдет через 6 лет, в срок, намеченный Апокалипсисом: 666 лет? Ясно, антихрист уже действует на этом свете; его предтечи многочисленны, они подготовляют ему путь, искажая изображение креста, Символ веры, Исусову молитву, пение аллилуии, молитвы при крещении, хвалебную песнь Богоматери, сея повсюду латинские ошибки. Уже отказываются слушать Евангелие, предпочитают языческих философов Христовым апостолам, – и верующие преследуются. Когда исполнятся времена, антихрист придет самолично. Настоящая жизнь не что иное, как малый промежуток между двумя пришествиями Христа. Будем готовы к концу мира сего и к Последнему суду [1109] .
1109
Труды Спиридона Потемкина остались неизданными (Дружинин. Писания. С. 231–236). Я пользовался сборником: ГИМ. Собр. Щукина. № 399. Можно прочесть разбор «Слов» и найти довольно большие извлечения из них у А. К. Бороздина (Бороздин. С. 97–104).
Спиридон Потемкин был ученым, затворником, очень образованным и уравновешенным, следовательно, он был мало способен извлекать из своего пессимистического учения выводы, требовавшие чрезвычайных и срочных мер. В общем его учение могло быть воспринято московскими сторонниками старой веры только чисто рассудочно, в Москве оно не могло служить таким призывом к активному действию, каким оно могло стать в других местах. В столице рассчитывали на царя, более, как казалось, осведомленного, на будущий собор; желали мира и примирения путем возврата к прежним обычаям и избегали пока что крайних решений.
На Соловках смерть архимандрита Илии в 1659 г. придала некоторую смелость приверженцам Никона. Новый избранник Варфоломей, вступивший в должность в сентябре или октябре 1660 г. [1110] , был человеком без твердых убеждений, следовательно, покорный властям. 22 октября монастырский собор постановил отныне выполнять церковную службу в точном соответствии с установленными словами богослужения и по исправленным книгам. Очень вероятно, что это постановление не было выполнено, ибо в начале января 1663 г. Варфоломей счел своей обязанностью настоять на его выполнении. В этот день дьякон Нил при всем народе обвинил его вместе со всем старшим духовенством, сказав: «Ты еретик, поп Геронтий обучил тебя этой ереси, также как Арсений Грек обучил ей патриарха Никона, а Никон – царя» [1111] . Вскоре после этого, 12 января, Варфоломей был вызван в Москву, покинул монастырь, предоставив заботу о выполнении богослужения уставщику, тому же Геронтию. И сейчас же, с той же силой, что и раньше, поднялось волнение. 7 февраля во время обедни разразился скандал, так как дьякон читал Евангелие на непокрытом аналое, без свечей, а затем пономарь не снял с престола просфоры. Был еще и другой спор: с какой стороны престола должен был причащаться священник? Наконец, Варфоломей вернулся из Москвы, изгнанный оттуда неблагоприятной для него атмосферой; 16 февраля 1663 года священники и дьяконы монастыря собрались под его председательством и все вместе обязались положить конец препирательствам и взаимным обличениям и под страхом епитимьи не принимать и не вводить «никакого нового обряда» [1112] . Таким образом, вернулись к прежнему положению 1658 года: сам Варфоломей сделался верным исполнителем старых обрядов. Подтверждалось, что Соловки стали оплотом старого благочестия. Москва, между прочим, не проявляла никакого недовольства по этому поводу: царю чрезвычайно нужны были денежные пособия от богатого монастыря. В сентябре он потребовал у монастыря 50 000 рублей в качестве займа для продолжения войны «с латинянами» [1113] .
1110
Сырцов. С. 64.
1111
Материалы. III. С. 13; Сырцов. С. 116–118.
1112
Материалы. III. С. 42; Сырцов. С. 135–136.
1113
Архив Министерства Юстиции (ныне в РГАДА). Московский стол. Кн. 365. Л. 29–33.